Звезда Парижа - Роксана Гедеон (2013)

Морис был растроган. Такому известию нельзя было не радоваться.

— Как ты могла так долго молчать, дорогая? — спросил он, целуя ей руки. — Ах, Боже мой, ты всё такая же трусиха, что и раньше, и вечно воображаешь того, чего нет. Ну, кого ты могла огорчить такой новостью? Ты знаешь, как я люблю Софи и Себастьена, и знаешь, как мне хочется еще одного сына. Или я такой уж плохой отец?

— Нет, — возразила Катрин, прижимаясь щекой к его плечу, — я ни на что не могу пожаловаться. Ты самый лучший муж, я даже мечтать не могла, что мне так повезет.

— Ты заслуживаешь всего, что имеешь, Катрин, а может быть, и большего.

Эту ночь они провели вместе. Морис пытался быть как можно более нежным, осторожным и любящим. Он всё хотел заставить себя по-настоящему оценить, какое это сокровище — Катрин, и как он счастлив оттого, что у него есть дочь Софи и сын Себастьен. Теперь вот еще один ребенок будет…

Испытывая стыд за то, что у Адель вел себя, как безмозглый мальчишка, и понапрасну растратил большую сумму — иными словами, украл ее у своих же детей, — Морис хотел быть даже в мелочах очень обходительным, делал неловкие попытки загладить свою вину, о которой Катрин, невинная душа, и не догадывалась.

И всё-таки она, Катрин, показалась ему шершавой, как доска.

Он долго думал, когда она уснула. Теперь, когда в темноте не видно было лица жены, ее светлых глаз, укоры совести слабели и притуплялись, и Морис поневоле задумался о собственных ощущениях. Что и говорить, Катрин никогда не любила того, что называется супружескими утехами. То ли он был тому виной, то ли она, но, во всяком случае, его жена не скрывала, что ей было бы легче, если бы он почаще оставлял ее в покое. Ему, мужчине чуть старше тридцати, трудно было мириться с этим, но если он внутренне и досадовал, то внешне никак этого не проявлял, считая поведение Катрин обыкновенным для всякой порядочной женщины. Понемногу он даже научился жить на полуголодном супружеском пайке, изредка подпитываясь на стороне — услугами проституток с улицы или доступных служанок.

Встреча с Адель словно прорвала плотину.

Он думал о ней без конца. С отвращением, проклятиями, горечью — но думал. И постоянной спутницей этих мыслей была дрожь, пробегающая по спине к чреслам, и жар в паху. Морис бредил той встречей.

Порой чувственные воспоминания были такими ясными, что он, будто снова, ощущал, как гибко и сильно движется тело этой златовласой проститутки, как тесны и жарки мышцы у нее внутри, как она отдается ему — страстно, бешено, с подлинным желанием, отдается до кончиков ногтей, и всё в ней волновало Морису кровь. Лишь только вспоминая о ней, он невероятно возбуждался, и, черт возьми, теперь ему хотелось думать о ней всякий раз, как выпадала возможность — даже за столом, за семейным ужином. Стыдно было признаться, но она завладела им без остатка, стала как бы наркотиком, дурманящую силу которого он хотел испытать снова и снова… чего бы это ему ни стоило.

Жизнь в семье, как Морис ни убеждал себя в обратном, стала особенно скучной. На службе он еще как-то забывал об Адель, но когда службы не было, скука чувствовалась особенно сильно. Он и доныне не особенно любил эти походы в церковь по воскресеньям и чинное гуляние в Булонском лесу (честно говоря, Морис не раз завидовал Эдуарду, до сих пор не связавшему себя никакими узами и жившему в свое удовольствие, — завидовал особенно в первые годы брака), а теперь у него вовсе пропал интерес к этим семейным церемониям. Он поневоле вспоминал слова Адель о том, как странно заключаются браки в нынешнем обществе, и думал: «Черт возьми, ведь она в чем-то права!