Звезда Парижа - Роксана Гедеон (2013)

Она смотрела на него внимательно и любезно, всем своим видом выражая преувеличенную предупредительность.

— Там, в банке, вы играли комедию?

— В банке? — переспросила она…

— В банке Перрего. Признайтесь… вам ведь не нужны были деньги?

Она насилу удержалась от смеха.

— Боже мой, Морис, неужели деньги могут быть не нужны? Конечно, они нужны были и мне, но не так срочно, как я говорила.

Снова сбитый с толку ее вызывающей, бесстыдной откровенностью, Морис сдавленным голосом выговорил:

— Почему же… Почему вы так много лжете?

После этих слов, она, казалось, уже не могла сдержаться и рассмеялась так, будто ничего нелепее этого вопроса в ее понимании и быть не могло. Смеясь, она даже ухватилась рукой за стол, чтобы не упасть.

— От лжи зубы белеют, милостивый государь! — произнесла она, задыхаясь от смеха. — Зубы белеют! Вы этого не знали?

Для того, чтобы заплатить ей и иметь возможность еще раз вкусить блаженства, Морис заложил свое капитанское жалованье до сентября 1837 года, и с этого момента его обуяло какое-то безумие мотовства. В нем открылся совершенно новый человек, желающий удовольствий и живущий ими.

Он существовал, как в тумане, и если осознавал иногда, что поведение его безумно, то не мог с собой справиться. Он хотел жить именно так! Может быть, слишком долго он себя сдерживал, и теперь его буквально сжигала лихорадка. Морису не хватало теперь одной женщины. Каждый день или почти каждый день он выходил на улицу, зная, что к нему, молодому, импозантному и состоятельному военному проявят интерес девицы, и мгновенно поддавался на заигрывания первой же из них, а порой и сам рыскал по улицам, как дикарь, цепляясь чуть ли не ко всем встречным гризеткам — авось какая-то из них согласится. Но к концу недели Адель, как идол, как проклятье, снова начинала неудержимо привлекать его, он по-прежнему увязал в ее сексуальных чарах и шел к ней, сожалея только о том, что у него нет средств проводить с ней втрое больше времени. Лишь она давала ему полунаркотическое чувственное забытье, возможность чувствовать себя сверхсильным и удовлетворенным. После ночи, проведенной с ней, была физически счастлива каждая клеточка его тела. Адель вдыхала в него новую жизнь. Давала силы. Делала ненасытным. И, хотя она сама как человек была ему глубоко безразлична — он ведь даже не задумывался, сколько у нее таких, как он — Морис не мог без нее потому, что только в ее власти было дарить ощущения, которые невозможно было забыть.

Морис д'Альбон, прежде такой сдержанный, бросился в пучину разврата, — таково было мнение всех, кто его знал. Только в семье еще ничего не понимали. Правда, начинали догадываться, что не так. Катрин поневоле стала замечать, что ее муж почти не бывает дома, а когда он стал пропускать ночь за ночью, она встревожилась. Однако молодая женщина чувствовала себя не настолько своей в доме д'Альбонов, чтобы позвать кого-то на помощь. Она не жаловалась даже свекрови, ибо та холодно относилась к ней. Но вскоре и сама графиня д'Альбон как-то за завтраком выразила свое удивление.

— Странно, Морис. Очень странно. Если не ошибаюсь, уже второй месяц, как ты не приносишь жалованья?

Виконт д'Альбон давно ожидал такого вопроса, но, когда услышал его, слова матери показались особенно навязчивыми, несвоевременными. Черт побери, он ведь уже не ребенок! Зажав вилку в кулаке, Морис с нескрываемым раздражением и злобой ответил:

— Полагаю, вы знаете, что всякий мужчина вправе иметь какие-то свои, особенные, расходы! Советую вам не интересоваться этим, мадам. Я сумею позаботиться о своей семье и без ваших забот!

На Катрин он метнул такой взгляд, что испуганная жена не смогла и рта раскрыть, и быстрым шагом вышел из столовой. Женевьева, пораженная таким тоном сына, первое время ничего не могла сказать.

— Боже мой, — проговорила она наконец. — Вы слышали, Катрин?

Молодая виконтесса кивнула. Женевьева взорвалась: