И придет весна - Анна Яфор

— Но есть же какой-то выход? — замечаю, что впиваюсь в руку Артема уже ногтями. И разжать пальцы страшно до одури. Он ничего не решает и не может помочь, но я отчаянно пытаюсь цепляться за него, нашарить хотя бы призрачную надежду. — Должен быть, ведь правда?

Мужчина смотрит на меня с такой тоской и обреченностью, словно стоит на краю пропасти.

— Правда… Трансплантация. Только сделать ее нужно в ближайшее время. Тогда, возможно, у него появится шанс.

Визуализация

Глава 40

Трансплантация… Мне страшно повторить это слово вслух и еще страшнее думать о его сути. Но как я могу не думать? Если от этого зависит жизнь Макса… Снова беспомощно накрываю ладонями живот. Шепотом говорю Артему:

— Надо подписать разрешение? Я все сделаю, ты только объясни мне, что именно.

Он смотрит на меня с печальным сочувствием.

— Нет, Вера, ты не поняла. Дело не в разрешении. Мы не можем сделать эту операцию.

— Почему… не можете? — я и вправду еще больше теряюсь. Сам же сказал, что времени нет и все надо решать как можно скорее.

Он мрачнеет.

— Такие операции стоят очень дорого. Существуют, конечно, бесплатные квоты, но на их получение может уйти не один месяц. Этого времени попросту нет… Но самое страшное другое… — Артем отворачивается, уставившись прямо перед собой. — Если с квотой главврач мог бы что-то решить, то… Нужен донорский орган. А его сейчас нет. И неизвестно, когда будет. Мы обзвонили все клиники, перебрали все варианты. НИ-ЧЕ-ГО.

Я не знаю, что ответить. Он говорит сейчас о чем-то запредельном. Это не укладывается в моем понимании. Лишь какие-то отдаленные, ничем не подкрепленные представления, почерпнутые из фильмов и книг. И, наверняка, абсолютно далекие от реальности. Но нельзя же просто сдаться!

— У Макса же нет братьев или сестер, — горько продолжает Ерохин. — Только мама. Но в ее возрасте и с таким букетом заболеваний о донорстве не стоит и задумываться. Даже если бы она подошла.

— А я? — кажется таким логичным задать этот вопрос. Артем прав, родственников у Максима, кроме мамы, больше нет. А у меня с почками никогда не было никаких проблем. Да и вообще со здоровьем. Вот только…

Мужчина повторяет движение моего взгляда.

— Вот именно. Ты беременная, Вера, об этом не может быть и речи. Да и потом, по закону прижизненное донорство разрешено только от близких родственников.

— Я его жена. Куда уж ближе… — мне непонятно, почему мы так долго все обсуждаем. Почему сидим здесь и ничего не делаем. Не торопимся хоть что-то предпринять. Время же уходит… Хочется схватить Артема за руку и потащить куда-то, заставить принять у меня все необходимые анализы, проверить, выяснить, могу ли я помочь. Но он не двигается с места, лишь качает головой.

— Жена не подходит, Вер. Речь идет о генетическом родстве.

— Отлично! — меня внезапно разбирает злость. — Тогда давай позволим ему умереть! Вообще не будем ничего делать! Даже не попытаемся!

Артем накрывает мою ладонь, пытаясь успокоить.

— Я понимаю, что ты чувствуешь сейчас. Поверь, мне хочется помочь Максу не меньше твоего. Если бы я только мог!

— Да что ты понимаешь! — в больнице нельзя говорить на таких тонах, но нет сил сдерживаться. Накопившаяся, раздирающая изнутри боль рвется наружу вместе с переполняющим меня отчаяньем. — Сидишь тут и разглагольствуешь о том, что положено, а что — нет! Вместо того, чтобы что-то сделать.

— Я сделал… — глухо отзывается Ерохин. — Я сам сдал анализы… Но даже еще до получения результатов знаю, что мы слишком разные. Но я должен был убедиться…

— Вот как… — я разворачиваюсь так, чтобы смотреть ему в лицо. Вынуждаю поднять на меня взгляд. — Значит, тебе сдать анализы все-таки можно. Несмотря на то, что ты Максу генетически вообще посторонний человек! Почему тогда я не могу?