Список для выживания - Кортни Шейнмел (2020)

Я знала, что Талли была очарована эффектом бабочки, но никак не ожидала увидеть у нее татуировку. Однажды ее парень Дин предложил ей набить татуировки с инициалами друг друга, но она заявила, что категорически против татуировок, потому что во время холокоста нацисты набивали на руки еврейским заключенным номера – так они лишали их индивидуальности; среди узников была и бабушка Нелли, в честь которой ее назвали. «Представляешь себя на их месте? – спросила Талли. – У Нелли была целая жизнь, друзья и любимые занятия. А потом немцы вторглись в Польшу, и все это перестало иметь значение. Важно было только то, что она еврейка. Остальное отпало, и главной целью ее жизни стало поскорее выбраться оттуда. Такие трагедии, даже зверства, обезличивают человека. Так что я сказала Дину, что не хочу татуировку».

Когда они с Дином расстались, я решила, что сестра правильно пошла на принцип, потому что с чего бы ей носить на своем теле инициалы бывшего парня всю оставшуюся жизнь? Всю оставшуюся жизнь. Не думала, что она продлится так недолго. Я вдруг почувствовала, как в углу палаты папа собирается с силами, чтобы сказать мне, что пора уходить. Но я была не готова. Я никогда не буду готова. Пока мы в палате, нас все еще трое. Но как только мы выйдем, нас останется двое.

– Слоун, – сказал папа. – Им скоро понадобится палата.

– Ну и что? – откликнулась я.

– Лучше мы уйдем сами, чем нас выгонят, – сказал папа. – Согласна?

Я понимала, о чем он: уйти сейчас, по собственной воле, будет лучше, чем если медсестра или какой-нибудь другой сотрудник придут и скажут, что нам пора. Я кивнула. Папа встал и подошел к кровати. Он наклонился и поцеловал мою сестру в лоб. Его слезы капали ей на щеку, и я разрыдалась еще сильнее. Я в последний раз сжала руку Талли под простыней.

«Прощайте, руки Талли, – подумала я, и голос у меня в голове мягко взлетел и поник, как когда Талли пела мне „Спокойной ночи, луна“ перед сном, а я была намного младше. – Прощайте, волосы Талли и тайная бабочка на бедре».

Прощай, Талли.

Джуно уже уехала, и я отправилась домой с папой, на коленях у меня лежали личные вещи сестры. Дома папа не спросил о них, и я ему их не отдала. Вместо этого я пошла в свою комнату и вывалила их на кровать. Талли была в настоящей одежде, не в пижаме. Джинсы были разрезаны по всей длине, потому что в реанимации Талли из них вырезали. Поношенная серая футболка была разрезана посередине. Трусы, лифчик, носки, кольца, по одному почти на каждый палец. Потом я часто носила ее вещи, но не эти. Не те, в которых она умерла.

Я все-таки не могла выбросить разрезанную одежду в мусорный контейнер, поверх банановых шкурок, перегоревших лампочек и старых квитанций с закрашенным номером счета, потому что папа боялся кражи персональных данных. Так что я сложила одежду Талли, как постиранные вещи. Разгладила складки на футболке и проверила карманы джинсов. Тут-то я и нашла листок из блокнота, сложенный столько раз, что он был размером с упаковку зубной нити.

Меня охватило очень странное чувство, как будто все это неправда и я просто играю роль в фильме. Снимают сцену, когда главная героиня возвращается из больницы домой, где ее сестра покончила с собой, наглотавшись таблеток. Что, если это ее предсмертная записка. Я развернула листок и посмотрела на то, что Талли на нем написала.

3

ЭТО БЫЛА НЕ ПРЕДСМЕРТНАЯ записка. Это был список. Боже мой! Конечно. Конечно, это был список. Или игра, или загадка. Как ни назови, но это было так похоже на Талли. Она ничего не писала прямо в лоб. Даже если нужно было просто сходить в магазин, она не давала мне обычный список покупок. Она давала подсказки: «Я второй по популярности овощ в США» (салат), «Чем я старше, тем горше на вкус» (сыр чеддер). Так что это был очередной список подсказок.