К чужому берегу. Предчувствие - Роксана Гедеон

Мы смотрели друг на друга глаза в глаза, почти как враги. Не сводя с меня пристального взгляда, Александр внушительно продолжил:

— Если вы будете искать какой-либо другой путь, вы положите конец нашему браку, госпожа дю Шатлэ. Это будет финал. Помолчав, он веско, почти по слогам добавил:

— Вы поняли, мадам? Финал.

Я в ярости вырвала свои руки и отпрянула от него.

— Черт бы вас побрал, Александр! Меньше всего, отправляясь в Париж, я ожидала услышать такие угрозы!

— Это говорит только о том, что вы плохо знаете своего мужа.

Пока я приходила в себя, пытаясь осмыслить услышанное, и понять, что же именно его так взвинчивает (мое своеволие, собственное самолюбие, уязвленное политическими неприятностями, или мысль о том, что в Париже я так близка к Клавьеру, — тут любую версию можно было предполагать), Александр отошел к окну, встал, повернувшись ко мне спиной, словно не желал больше разговаривать. Под щеками у него ходили желваки, и это доказывало, что его спокойствие видимое и является только прикрытием для бушующей внутри бури.

Рассерженная, я растерла себе запястья. Синяков не будет, конечно, но я как-то отвыкла в последнее время от подобного физического воздействия. Он, надо сказать, и раньше его не чурался… Это одновременно и возмущало меня, и вызывало странное, животное какое-то уважение к нему как к мужчине. Этот человек умел укрощать женщин, подобной способности у него, конечно, не отнять. Не потому ли я так влюбилась в него когда-то и влюблена по сей день?

Он всегда демонстрировал, что любые попытки им управлять обречены, что его мужская сила может подчинить женскую, и это заставляло смиряться. Да и втайне восхищаться его несгибаемостью.

То, что он сейчас мне продиктовал, по сути, означало, что я должна в самом скором времени, ни о чём не спрашивая и ничего не требуя, покинуть Париж. Уехать до этой второй пресловутой встречи роялистов с Бонапартом, о которой толковал Талейран… Но, как ни реальны были угрозы, высказанные Александром, я чувствовала, что во мне просыпаются упорство и желание спорить. Было уже ясно, что из попыток повлиять на герцога ничего не выйдет, но уйти вот так, вообще не поговорив, казалось мне невозможной глупостью.

Я взяла шляпку и, пока надевала ее перед зеркалом, произнесла как бы мимоходом:

— Вы слышали хотя бы о том, что Париж наполняется эмигрантами? Многие аристократы вернулись в столицу. Среди них — Мортемары и Монморанси, Шуазели и Лавали.

Я закончила на вопросительной ноте. Голос мой звучал почти спокойно. Александр ответил не сразу, а когда заговорил, то все так же не повернулся ко мне лицом.

— Это Бонапарт пытается создать вокруг себя подобие двора. Потому призывает их.

— А вы это не одобряете?

— Не одобряю что? — Мне показалось, он усмехнулся. — Любые фокусы этого человека направлены на то, чтобы задавить нас. Чем больше аристократов он привлечет, тем более беспомощным будет казаться законный король.

— И вы…

— И я в этой комедии, конечно, не буду участвовать.

— К нам в отель дю Шатлэ приходил господин Симон, — сообщила я, ничуть не вдохновленная, конечно, его последними словами. — Вполне возможно, ваша позиция может привести к тому, что у нас заберут парижский дом.

Он испустил тяжелый вздох и ответил с мрачным юмором:

— Дома, поместья… Я даже и не сомневаюсь, что для Бонапарта, как для любого республиканца, чужое добро может быть привлекательно.

— Так, может быть, я могла бы как-то воспрепятствовать этому?

Александр обернулся и взглянул на меня с нескрываемым удивлением, впрочем, не особо доброжелательным.

— Вы? Что же зависит от вас?