Снэк поджимает губы, а затем ухмыляется:

— Теперь, когда увидел тебя, лучше.

Я сейчас упаду в обморок.

Колетт Снэкенберг стучит в окно изнутри кафе. Она изображает дрожь, потирая руки о руки, и жестом приглашает нас войти. Снэк берет мою руку в перчатке в свою обнаженную. Я бросаю взгляд на наши вплетенные руки, а затем смотрю на его профиль, когда мы переходим улицу. Когда я в последний раз держала его за руку? Я чувствую то же самое даже сквозь перчатки. Электричество или что-то еще пронзает мою руку, и это знакомое тепло охватывает меня, начиная с сердца и заполняя всю грудь. Я не осознавала, что там образовалась пустота, до того самого момента, когда внезапно почувствовала целостность, которой не ощущала годами.

Зайдя в «СНЭК», я стряхиваю снег с ботинок на входной коврик. Я задерживаюсь на секунду, чтобы вдохнуть запах. Меня приветствует тот же запах корицы, как и тогда, когда я впервые вошла сюда, когда мне было шесть. Ни в одном другом месте на земле не пахнет так, как в «Снэк». После двора железнодорожного вокзала я почти уверена, что это мое второе любимое место. Снэк начинает стряхивать снег с моих плеч. Он оглядывает меня с ног до головы. Я сказала примерно пять слов с тех пор, как увидела его, но, похоже, они нам не нужны для общения. После того, как он снимает с меня перчатки и засовывает их в карманы моего пальто, совсем как в нашу первую встречу, я протягиваю руку и стряхиваю немного снега с его бороды. Снэк хватает меня за руку и прижимается к ней лицом. Я обхватываю ладонью его подбородок и провожу большим пальцем по его шелковистым усам, чтобы по-настоящему почувствовать их и его.

— Ты выглядишь так, будто никому не принадлежишь, как говорила моя Мими. — Я прикусываю губу и слегка улыбаюсь.

Глаза Снэка наполнились слезами. Затем он закрывает их, сжимает губы и пару раз сглатывает. Я не знаю, улыбается он или сдерживает слезы.

— Никому… больше.

Черт возьми! Я сказала что-то не то. Я никогда не была сильна в эмоциональных разговорах. Возможно, это результат жизни в доме, полном мальчиков.

Я бормочу извинения.

— Сн-эк, это было бесчувственно.

— Нет, все в порядке. Это правда, и я всегда мог рассчитывать на то, что ты поймешь это.

— Мне жаль Меган. Она всегда была очень мила со мной. Папа рассказал мне, что случилось.

Брови Снэка поднимаются.

— Да, потому что мы давно не общались.

— Знаю. Я просто… Не могла. Но сейчас я здесь. Мне жаль, что я не смогла приехать на поминки.

— Да, Меган не хотела похорон. На самом деле она ничего не хотела, но мы пошли на компромисс в отношении мемориала, только если он будет очень маленьким. Ее родители приехали после ее смерти и все это устроили. Честно говоря, я был в полном беспорядке. У меня было все, что я мог сделать, чтобы поддержать детей. Они удивительно стойкие, но с ними никогда не знаешь наверняка. Иногда они в порядке, играют в видеоигры или раскрашивают, а в следующий момент плачут и разваливаются на части. Я хотел бы сказать, что справился с этим лучше, чем они, но это не так. Горе — вот что это. Это беспорядочно и нелинейно.

— Мне правда очень жаль. — Нет более истинного чувства, которое можно было бы выразить.

Снэк поворачивает мою руку и нежно целует ладонь. Ощущение, которое я забыла, но чувствовала только во сне, возвращается с такой силой, что моей первой реакцией было отпустить его. Как бы мне это ни нравилось, мне также слишком приятно и неудобно быть настолько близко на публике с мужчиной, который только что потерял свою жену. Я пытаюсь отстраниться, но сладкий, грустный блеск в глазах Снэка и тепло его кожи не позволяют мне.

Это и тот факт, что Снэк тянется и подносит мою руку ближе к своему лицу.

Все еще поглаживая его бороду, я неловко хихикаю, чтобы поднять настроение.