Снэк - Эмми Бертон (2023)

— Минни, ты должна вернуться домой, — тон папы низкий, и проскальзывают командные нотки, что очень необычно для него. В основном, наши разговоры непринужденные и легкие. На самом деле, он никогда не добивался результата, пытаясь требовать что-либо от меня или братьев. «Что-то случилось с ними?» — немедленно приходит мне на ум.

— Зачем? Все в порядке? С мальчиками все хорошо?

Как единственная девочка в семье, я всегда испытывала материнские чувства по отношению к братьям, хоть никогда бы и не признала этого.

Папа тяжело вздыхает:

— Это Снэк.

После папиного звонка я знала, что нужно сделать: мы с Вуки должны были сесть на поезд сразу после работы.

Я вернулась в квартиру, закинула самые необходимые вещи в небольшой чемодан, положила Вуки в сумку и потащила свою задницу на Юнион Стейшн, чтобы успеть на поезд в 17:04 в Даунерз-Гроув. И только сев в автобус, позвонила Генри.

— Хей, хотела сказать, что еду домой навестить папу и друга семьи, который сейчас не в лучшем состоянии.

— Ты не хочешь, чтобы я ехал с тобой, правильно?

Я качаю головой. Что? Какого хрена? Что за странное предложение помощи? Он никогда не встречал моего папу или братьев и даже не проявлял интерес к ним. И думаю, поездка не займет много времени.

— Нет, полагаю, не стоит, — категорически отвечаю ему.

— Хорошо, — голос Генри звучит отстраненно и надломлено, — ну, увидимся.

Звонок сбрасывается, когда мы проезжаем по тоннелю.

Что это было? Даже не «скоро увидимся», а просто «увидимся»? Хуже всего, что это даже не бесит меня. Генри, может, еще не понимает, но, думаю, наши отношения только что были предрешены. Я очень не хочу этого, но, видимо, мы просто приятели, которые трахаются. Трахающиеся друзья, живущие по одному адресу.

***

Это мое самое любимое место в мире.

Во всем мире.

Я на северо-восточном углу Главной магистрали и Берлингтона в Даунерз-Гроув в Иллинойсе во внутреннем дворе вокзала.

Для чего?

Одно слово. Вы, наверняка, уже догадались.

Снэк.

Лучший друг детства. Любовь всей моей жизни. Потеря, о которой я сожалею больше всего. Снэк.

Я полюбила Маркуса Снэкенберга прежде, чем поняла, что такое любовь на самом деле.

Я заглядываю в свою огромную сумку, зацепившись взглядом за Вуки, моего йорки, и говорю ему:

— Мы прибыли, Вук. Это то место. Словно время сделало скачок в гиперпространство.

Нет других слов, чтобы описать возвращение домой. Вуки, соответствуя своей кличке, издает хриплое рычание. Да, его зовут Вуки. Какое еще имя могла дать девочка-ботаник, зацикленная на Звездных Войнах, миниатюрной версии Чубакки весом в семь фунтов?

Мы переехали в Даунерз-Гроув, когда мне было шесть. Этот переезд сложно назвать радостным или запланированным. К счастью, отец, как я думаю, был хорошим другом семьи Снэкенберг. И я удачно, не прилагая усилий, завела друга.

Маркуса Снэкенберга.

Никто не называет его Маркусом. Никогда. Даже его родители. Он действительно «Снэк» (прим. англ. snack — «лёгкая закуска» — в англоязычных странах общее название лёгких блюд, предназначенных для «перекуса»). Из кексика-ребенка он превратился в слоеный торт. И никто, ни один человек в городе, не мог противиться желанию жадно его рассматривать. Ни тогда, когда он был ребенком, и не в тот раз, когда я видела его фотографию на последней рождественской открытке, полученной мной. Увидев его ребенком, взрослые щипали его за щечки и гладили по голове и пророчески предвещали ему стать сердцеедом. С тех пор как мы выросли, девчонки, черт, даже их матери, чуть ли не стоят на гребаных головах и садятся на шпагат, лишь бы он хоть раз взглянул в их сторону.

И теперь я здесь, нахожусь в своем самом любимом месте в мире. Стою, словно приклеенная, выйдя из поезда и уставившись на знакомое кафе «Кэттикорнер». Мне сложно заставить себя сдвинуться.