— Алекс, ну ты что это, а? Ты же знаешь, как я тобой горжусь. Ты и без меня становишься знаменитым дизайнером, Ковальчук считает тебя самым лучшим на фирме, тебе доверяют такие заказы, о которых твои ровесники и не мечтают. Когда мы встречаемся с твоими друзьями, то я ведь не возмущаюсь и не называю себя твоим приложением. Хотя, — улыбнулась она, — даже если я и приложение, то ничего не имею против.

Гуров поцеловал ее, но не улыбнулся. Ему быть приложением не очень нравилось. Особенно когда он видел приглашения, где было указано: «Миссис и мистер Доронины». Конечно, он понимал, что это всего лишь условность, соблюдаемая в таких случаях, но все же это его задевало.

— Македонский, но они же не могут написать «Миссис Доронина и ее бойфренд».

— Тогда тебе надо выйти за меня замуж, и все эти неувязки исчезнут сами собой.

— Не торопи меня, Гуров. Нам и так хорошо, а из-за каких-то пригласительных я не собираюсь принимать такие серьезные решения на скорую руку.

Это ее «на скорую руку» звучало как отговорка, но Алекс знал, что большего он от нее не добьется. Кира уходила от разговора всякий раз, когда он заговаривал о браке. И ведь обвинить ее в несерьезном отношении было невозможно, но и далеко идущих планов на их счет она никогда не строила.

День выдался странный. По дороге домой Кира заглянула в интернат. Она старалась почаще навещать своих подопечных. И хотя она терпеть не могла, когда кто-либо начинал говорить о том, что это, в общем-то, ее заслуга, что все вышло именно так — и студия у детей есть, и возможность реализовать свои художественные способности, да и просто выразить себя, она никогда не забывала, что она — лишь вспомогательное средство, а главные герои — это сами дети. Для нее они всегда были образцом мужества и таланта. И если ей казалось, что что-то в ее жизни идет не так, как хотелось бы, она мысленно возвращалась к этим детям, и становилось ясно, что жаловаться ей просто грех.

Сегодня, когда она зашла в интернат, произошло нечто удивительное. Кира, как обычно, не упустила возможности навестить и своего любимца — Сережу. Она всегда с нетерпением ждала его новых работ, они завораживали, увлекали вслед за фантазией автора в сказочные миры. Но на этот раз его новая картина буквально сразила ее. На ней была изображена девушка, очень похожая на Киру, с ребенком на руках, на фоне большого раскидистого дерева с сухими ветвями.

— Это я, или мне просто показалось?

— Конечно вы. — Сережа, казалось, даже обиделся, что она подвергла сомнению сходство на картине.

— А почему с ребенком? Ты хочешь, чтобы я работала с детьми?

— Нет. — Он смотрел на нее своими ясными, прозрачными глазами очень серьезно. — Это ваш ребенок.

— Мой? А почему ты решил нарисовать меня с ребенком?

— Так я увидел.

Она улыбнулась несколько смущенно и провела рукой по картине.

— Красиво. Ты для меня нарисовал?

— Нет. Для себя.

— Зачем тебе мое изображение? Ты меня и так часто видишь, живую!

Он упрямо мотнул головой.

— Нет. Вы скоро уедете, и я долго вас не увижу.

— Куда это ты меня отправляешь?

Кира засмеялась, но немного нервно. Сережа говорил серьезно и не отрывал от нее взгляда. Ей стало немного не по себе, как будто она попала под рентгеновские лучи его глаз.

— Далеко. Надолго.

— Хм, ну посмотрим. Вообще-то я пока никуда не собираюсь! Давай заключим пари: если я в ближайшее время никуда не уеду, ты подаришь мне эту картину, если уеду, я привезу тебе красивый сувенир.

— Хорошо, — улыбнулся Сережа, и его глаза лукаво засияли. — Только вы все равно уедете.

Кира шутливо погрозила пальцем:

— Как тебе хочется отправить меня за тридевять земель. Посмотрим, посмотрим!