Крестики # нолики - Татьяна Снежная

Поднимаясь и идя по направлению к входной двери, он уже прикидывает, как это будет приятно – до предела сжать пальцы на птичьем горлышке какого-то черта надумавшего его разбудить. Растянуть наслаждение от убийства кого-то другого определенно проще. Выбор очевиден. Пока что. Но пора бы уже привыкнуть к тому, что у мира всегда найдется для него сюрприз еще гаже, чем он сам рассчитывает.

– Какого хрена ты здесь забыл? – рычит он, закрывая собой проход, но Олег не обращает на это никакого внимания – сдвигает плечом в сторону, будто Тимур кукольный, и спокойно проходит внутрь.

– И я рад видеть тебя, братец, – лениво отзывается Ветров старший, и Тимуру в грудь прилетает бутылкой воды и блистером с таблетками, но для удивления места в уже не остается. Если этот мудак надеется на «спасибо» – он пришел не по адресу. Тимур выдавливает несколько таблеток на ладонь, закидывает их в рот и опустошает бутылку в несколько глотков, чтобы тут же впериться в Олега взглядом, без лишних слов говорящим, что ему здесь совсем не рады. Взгляд предсказуемо игнорируют. Олег небрежным жестом цепляет пальто на вешалку, проходит дальше в небольшую студию и оглядывает полупустую комнату с видом ценителя, забредшего в музей и не слишком довольного экспонатами. Будто впервые видит. Если бы. Рядом с братом, таким непрошибаемым и хладнокровным, Тимур всегда будто возвращается в прошлое, опять чувствует себя подростком, малолетним капризным уебком, жадным до странного, нездорового внимания и до тошноты пафосным.

– Мы же договорились кое-что обсудить.

От этого точно легче не становится. На слове обсудить Тимур непроизвольно дергается, и хотя это наверняка не осталось незамеченным, тут же старательно отзеркаливает маску чужого равнодушия, стирает с лица любые признаки замешательства, злости, брезгливости, отголосков многолетней боли. Чувствует, что получается дерьмово, и внимательный, цепкий взгляд брата это ожидаемо подтверждает. Да и ответ он сам знает, так что Тимур просто фыркает, проходит мимо и опять валится на диван, дожидаясь, пока таблетки подействуют и молотки из его головы наконец переместятся к кому-нибудь другому. Из-под полуприкрытых век наблюдает, как Олег медленно проходит следом, как становится напротив, как задумчиво ведет пальцами по подбородку.

– Любопытно, – как-то странно тянет он, и Тимур опять напрягается, вскидывается, как сторожевой пес, чувствуя, что за этой интонацией не кроется ничего хорошего. – Одновременно так типично для тебя и так… неожиданно.

И вдруг становится кристально ясно, к чему он ведет, а желание слушать дальше пропадает окончательно – но Олег, конечно, это видит, и потому давит еще сильнее.

– С каких пор ты переключился на обычных, не обращающих на тебя внимание девушек? Это… не твой стиль. Что произошло, что все критерии отбора отошли на второй план?

Чтобы отвлечься, забыться, собрать себя обратно в некое суррогатное подобие человека, Тимуру требуется несколько минут, за которые затихает тремор в пальцах, в груди, в голове.

– Значит, твой? Как насчет того, чтобы наконец прекратить изменять своей жене? – В жестких интонациях Тимура не остается и следа от промелькнувшей минуту злости, и из-за этого иррационально легче становится дышать.

– Странные выводы.., – ответ звучит как будто бы невпопад, но Тимур знает, о чем это; они оба прекрасно знают.

– Выводы? Нет, это не выводы. Отец будет очень недоволен, узнав, как ты относишься к своей семье.

– Да что ты вообще знаешь! – раздраженно выплевывает старшенький из-за чего успевает заметить, как в глазах Тимура мелькает что-то странное. Олег тут же невольно затыкается и следующее предложение вырывается из него против воли: – Ты что-то знаешь…

– Знаю. И про твои предпочтения в сексе тоже. И переключиться на студенток того универа, который спонсируешь, это уже как плевок в собственное забрало. Мало ли, проболтается еще кому о твоей неправильности.