Сердце бьется уже не только в ушах, с запястья пульс перескочил в подушечки пальцев — во все десять! Если не двадцать… Боже, зачем я согласилась, зачем… Секс — это продолжение отношений. Нет, их дополнение. Не просто ж физиология или экономия на игрушках из секс-шопа…

Если бы он поцеловал меня в губы в нашей прихожей — это было бы ожидаемо и неожиданно одновременно, это было бы нормальное начало чего-то большего, а сейчас ждать, когда его величеству вздумается проявить ко мне настоящий сексуальный интерес — прямой путь к инсульту! У меня уже и так глаз дергается и коленка — и что-то там внутри, отросток от сердца.

Я не доросла до подобных простых отношений, хоть кричи — останови, я передумала, дай я выйду, а салатики оставь себе… Может, так и надо сделать, пока я еще функционирую, как нормальный человек?

Наверное, уже сошла с ума, потому что ни на одном светофоре, ни у одной станции метро так и не попросила себя высадить. Может, конечно, зараженные страхом тараканы выскочили из моей головы и чужого авто самостоятельно и для меня незаметно. Или возомнили себя блохами и жадно накинулись на собаку, которая то тявкала, то скулила, когда свободная от руля рука Гая закрывала узкий проход между нашими сиденьями и заодно ее черный нос.

— Я сейчас тебя высажу! — закричал Гай, и на краткое мгновение я испугалась, что попросила его это сделать для себя.

Нет, я молчала, Гай делал это для себя — безумно устал от собаки.

— Скажу твоей хозяйке, что ты снова сбежала и другой дуры посадить тебя на ремень не нашлось…

— Я не дура! — вдруг на полном серьезе обиделась я на совершенно несерьезные слова бывшего Гоги.

— Полина, я ж не с тобой разговариваю, — скосил он на меня недоуменный взгляд. — Но это ведь идея… Эта собака просто проклятье какое-то, честное слово… Может, все мелкие такие гадины, вернее большие гадины… Собак, как и детей, нельзя баловать, ты так не думаешь? Иначе из них вырастают цветы на могилах родителей. Согласна?

— У меня нет ни детей, ни младших сестер. Как твоя мать решилась на ребенка после сорока?

— Это был киндер-сюрприз, — ответил Гай с ухмылкой, не отведя взгляда от напряженной дороги. — Подарок небес. Но она справляется. Только балует, будто это не дочь, а внучка.

— Для бабушки она слишком молода…

— Она родила меня в двадцать.

— Понятно. И все равно… Нет, ну это ж западный тренд — рожать детей себе под старость.

— Западный ветер до нас доходит незначительными порывами, — сказал Гай уже более-менее спокойно. — В садике незнакомые люди говорят ребенку, что за ней бабушка пришла, а она криком их исправляет — это моя мама!

Гай сам выкрикнул это так громко, что меня звуковой волной чуть в дверь не впечатало.

— Когда приходит отец, к дедушке ее не зовут. Так что старый тренд папиков до сих пор в тренде, — хмыкнул Гай совсем зло.

Или мне так показалось, потому что несчастный Гога был изначально выведен из себя собакой и соучастниками дорожного движения. Еще до разговора о младшей сестре. Пассажирка, кажется, не делала ему нервов. Во всяком случае пыталась лишний раз не раскрывать рта и не вступалась за Юпи, безумно стрессующую от голода и невыносимых для собаки переездов.

— Я могу взять ее на колени, — наконец не выдержала я, когда Гай не успел зажать черный нос между пальцами.

— Побереги свои колени для меня… — сказал тихо, но все равно будто огрызнулся.

Мог бы промолчать. Не мог — он на взводе. Я всего лишь пассажир, я не знаю, через что проходят водители в новогодней пробке. Но плюс один в карму моих тараканов — он думает про мои коленки, эврика! Хоть одна часть меня его занимает и если даже не всего, то одну его часть — главную, точно, и это не голова. Ну, или она — только в уменьшительно-ласкательной форме.

— Мое дело предложить…

— Себя — мне, а не собаке. Она обойдется — у нее и так много всего.

— А у тебя, типа, мало? — попыталась я осадить зарвавшегося типа.