Новогодняя Полька - Ольга Горышина

— Потом — это когда? — сощурился Гай, и я погрозила ему кулаком, чтобы не смел ржать.

— Дай мне сковородку заранее, пока помнишь, где она?

— Я идиот, что ли, давать тебе сковородку? Может, решишь дать мне сковородкой… Ящик под плитой открой.

Выдвинула — большая сковорода перетянута бумажной упаковкой, новая, и крышка рядом тоже все еще в мягкой упаковке.

— Вот нахрена тебе посуда, если ты не готовишь? — вытащила я и сковородку, и крышку на свет божий.

— Ну вот… Видишь, пригодилось…

— Ты с бабой никогда не жил, что ли?

Он посмотрел на меня так внимательно, будто на лбу у меня могла высветиться подсказка.

— Просто мы все распечатываем, даже если не пользуемся. Ёлку не ты купил. Сковородку — не ты. Квартира твоя?

— Нет, — улыбнулся Гай. — Родительская. Они тогда вложились в новый бизнес и свою дачу, на меня денег не хватило, но мать пыталась, как видишь…

— Мясо сейчас хочешь? — двинулась я со сковородкой к раковине, не вспомнив вовремя, что вода включается сама.

Как я не выронила сковородку — не знаю. Наверное, сработал зов предков: я использовала ее в качестве щита и спаслась от дождя. Выругалась. Гай хмыкнул и подпер собой барную стойку.

— Они просто трусы, — сказал громко.

— Кто? — обернулась я с мокрой сковородкой в руке.

— Мужики, которые проходили мимо и не знакомились с тобой. Ты спросила, что в тебе не так? Это в них все не так… Положи сковородку и иди сюда, я тебе что-то покажу.

Я помнила, что рядом с салфетками лежали новые полотенца. Я достала парочку, чтобы уложить рядом, потому что развернуть их без использования ножниц было бы проблематично. Вот о чем его мать думала — сын сам будет распаковывать кухонную утварь? Наивная…

Ну что ему надо? Что показать? Руки пустые…

— Что? Что ты собрался мне показать?

— Вот это…

Гай щелкнул выключателем, лампочки в потолке погасли, горела только ёлка. Стало реально по-новогоднему романтично.

— И заодно, как целуюсь…

Шок — это по-нашему, да? Вместо стола, я сразу же ухватилась за свитер Гая, который он до сих пор не снял. Впрочем, как и я… А в доме тепло. Да и наши тела взяли вдруг и превратились в два обогревательных прибора, а губы — в одно целое. Или не вдруг? Он начал первым, поймал мою нижнюю губу, когда мне вздумалось возмутиться наглости его предложения. Потом была верхняя, обе, язык… И борода не мешала — я ее просто не замечала или просто забыла, как целоваться без мехового воротника.

Я без каблуков, на носочках мне долго не прокачаться… Гаю пришлось чуть уменьшиться, съехав по полу вниз, затормозив пятками, и самую малость вытянуть мне шею. Его горячие руки спрятались под волосы, и мои горящие уши попались в плен чужих пальцев. Мои же в похожем такте перетирали ворсинки темного свитера, сомкнувшись у Гая за спиной в безвоздушном пространстве между кухней и гостиной, в которой таинственно мерцала новая ёлка.

Бросив свитер, я вскарабкалась по спине ему на шею и спасла свою — теперь ему захотелось проверить толщину свитера по всей длине моего позвоночника. И позвонки под его пальцами звенели, точно рождественские бубенцы… Это лаяла Юпи. На нас — с дивана.

— Тявкалке не нравится, как я целуюсь, а тебе? Нравится? — не отпустил он меня от себя, только убрал с подбородка губы.

Я не ответила, не успела — он уткнул меня носом в свой свитер и повернул голову к дивану.

— Пошла на пол! И спать! Твоего мнения никто не спрашивал. Не твоего собачьего ума это дело. Ну?

Это он уже спрашивал меня, поднимая за талию на уровень своих огромных глаз.

— Необычно.

— В плане? — кажется, сумела я загнать целовальщика в тупик.

— Никогда не целовалась с бородачом.

— Когда ты тогда в последний раз целовалась? Я не помню, чтобы кто-то из моих знакомых последнее время брился.

— Ну… В последний год точно нет.

— А в предпоследний?