Новогодняя Полька - Ольга Горышина

Я судорожно искала его губы, а они находили меня спокойно, потому что теперь никуда не уходили — блуждали по шее, подбородку, между сведенных в недоумении бровей. Его руки прекрасно знали, где найти три заветные крючочка, но предпочитали знакомиться с моей грудью в плену темных трикотажных чашечек. В темнице ей становилось до невыносимого тесно, но пока о свободе я могла забыть — губы искали губы, а руки довольствовались сухими и твердыми бугорками, не ныряли в хлюпающее царство, стыдливо прикрытое трикотажным треугольником, возомнившим себя фиговым листом.

Что он мог прикрыть — ничего, только оттянуть минуту блаженства. Надолго ли — зависит, как сильно растянется фигурная резинка и какой камень Гай вложит в нее, превратив в рогатку, чтобы перебить крылья пойманному воробушку… Я даже не синичка в его руках и точно не журавлик в небе. Вот мне и отсыпают счастья по зернышку — клюй, клюй, пока дают… Впереди зима, долгая, холодная и голодная.

Однако ж нажраться вперед ни у кого никогда не получалось — покажите мне человека, который ест “Оливье” и “Шубу” исключительно в ночь с тридцать первого декабря на первое января? Вы такого не найдете!

Боже, почему мне раньше никто не сказал, что для того, чтобы желать мужика, не обязательно его знать? Ну вот совсем необязательно. Помнится, был один чел — все пытался затащить меня в постель после сорокавосьмичасового знакомства, мотивируя свое желание тем, что разочароваться в постели после того, как поставил человека на пьедестал почета в жизни, куда хуже, чем наоборот… Мужика нужно хотеть, с ним не обязательно общаться… Ну, с тем оратором и философом в одном флаконе не хотелось ни того, ни другого, а с этим… Говорить невозможно, только ругаться, а целоваться… Ну, только целоваться и возможно, потому что ничего другого он не хочет.

— Гай… — я позвала его по имени, хотя хотелось матом…

Что он не просто достал меня своей прелюдией, а уже давно сбился с такта и спутал крещендо с диминуэндо, если б я сама еще не путалась в музыкальных терминах. Но за окном слышались только бах и бабах, и не о каком музыкальном сопровождении наших любовных игр не могло идти речи…

Речи вообще не было — Гай вытянул мне язык в тонкую полоску, точно хвостик пустой хлопушки: я уже полностью опустошила себя и превратила фиговый листок в губку — мокрую, а Георгий Георгиевич не спешил избавляться от своих листков и показывал мне фигу… своими ласками.

— Секунду… — и он поставил наши ласки на паузу.

Лег поперек кровати, чтобы дотянуться до тумбочки — да неужели!

— Чтобы уж наверняка… — проговорил, хлопнув ящиком. — Аллергии нет?

— На что? — приподнялась я над матрасом на какой-то жалкий миллиметр, Гай высосал из меня все силы — а я и не знала, что они сосредоточены у меня исключительно на кончике языка.

— На жидкость… Ну, вашу женскую… Раз у тебя давно не было…

Он что-то держал в руке, но на его руке не фокусировался взгляд — он вообще уже ни на чем не фокусировался. Все плыло, хотя ни разу меня не вело да еще так сильно от минералки с лимоном. И голос его дергался — ну не нервничал же он, в самом-то деле… Это у меня нервы наэлектризовали волосы, и сейчас я с приподнятой головой походила на дикобраза.

— Никогда не пользовалась? — задал Гай дикобразу наводящий вопрос.

— Никогда…

— Все были такие в себе уверенные… Или им было плевать, что ты чувствуешь? — навис он надо мной, упираясь кулаком с тюбиком в матрас. — Ладно, я трус… Как говорится, первый секс в году определяет все последующие, так что я подстрахуюсь…

— Первый? Кажется, последний… — скривила я губы, хотя не была в этом на все сто уверена, потому что уже их просто не чувствовала.

— Мы куда-то спешим? Хочешь, принесу сюда ананасы и шампанское, чтобы не отвлекаться?

— На ура?

— На бой курантов, — хмыкнул Гай. — Предпочитаю слушать удары твоего сердца…