Третий шанс - Татьяна Рябинина

Угар продолжается месяца два. С Тиной мы вместе в школе и встречаемся по вечерам, если у меня нет тренировок. Иногда она встречает у спортзала, и мы идем куда-нибудь, а потом долго стоим в парадной, целуемся и лапаем друг друга по-всякому. Я бы хотел и большего, нашел бы, куда ее привести. Но Тина просит не торопить ее, и я жду.

Ларка деликатно отходит в сторону. Мы теперь видимся только в школе, да и то лишь здороваемся. Время от времени перезваниваемся, но кратко: «Как дела?» - «Норм. А у тебя?» - «И у меня». Она сидит с Пашкой Быковым, одним из тех, кому я навалял за разговоры «ябейвдул», но на его подкаты никак не реагирует. Да и вообще как-то погасла. Всегда была в центре внимания – яркая, бойкая, резкая на язык, а тут вдруг стала молчаливой, задумчивой. Но если я спрашиваю, отвечает, что все в порядке.

Тинка конкретно заморочила мне голову, но все же… иногда я думаю о Юле. Это светло и грустно. Понимаю, что у меня был шанс на что-то серьезное, но я его упустил. Может быть, и к лучшему? Как знать, сложилось бы у нас, а так осталось воспоминание… волшебное. Как будто мимо прошла фея. Фея сирени…

Где-то к началу декабря морок начинает рассеиваться. Взамен очарованию приходит раздражение. Тинке почему-то кажется, что она в нашей паре главная и может решать не только за нас обоих, но и за меня. Вплоть до того, как мне одеваться.

- А может, ты мне и трусы будешь выбирать? – спрашиваю в ответ на замечание, что ей не нравится моя рубашка.

Обижается, разворачивается, уходит. Потом нудные выяснения, кто прав, кто виноват, она, разумеется, ждет извинений, а я не считаю нужным, поскольку не чувствую за собой вины. Потом все-таки миримся, но промежутки между ссорами становятся все короче.

Хуже всего то, что Тина дико ревнивая и начинает закипать, стоит мне посмотреть на какую-то девчонку дольше одной секунды. А больше всего она ревнует к Ларке. Напрасно я пытаюсь объяснить, что мы дружим с детства и между нами ничего другого не было, нет и не будет.

Три дня до конца четверти. Физика. Гавриловна бубнит у доски какую-то нудятину, мы с Тинкой тихо шепчемся, наклонившись друг к другу.

- Морозов, Чехвадзе, рты закрыли! – Гавриловна лупит указкой по столу. – Обнаглели совсем. Лучше бы я тебя, Морозов, с Пылаевой оставила. С ней вы хотя бы на уроках не лизались.

Смех обрывается, когда Ларка, покраснев в цвет борща, встает и идет к двери.

- Ты куда? – вопит физичка.

- Мне надо, - дверь хлопает так, что со стены срывается таблица с формулами.

Я поднимаюсь. Тинка хватает меня за рукав, но я вырываю руку.

- Морозов!

- Мне надо, Нина Гавриловна, - она пытается встать у меня на пути, но я ее отодвигаю. – В туалет. Не могу терпеть. Мочевой пузырь слабый. Вы же не хотите, чтобы случилось страшное?

Ларка стоит в коридоре у окна. Подхожу, кладу руку на плечо.

- Все нормально, Дим.

Она пытается улыбнуться, но губы дрожат, а глаза наливаются слезами.

Десять минут до конца урока я просто стою рядом с ней. Как раньше, когда нам не нужны были слова. Звенит звонок, из кабинета вываливаются одноклассники.

- Морозов, завтра чтобы без родителей не появлялся, - вопит Гавриловна.

Тинка бросает мне под ноги мою сумку, а на следующем уроке демонстративно садится за последнюю парту.

После школы я еду на тренировку, а вечером говорю родителям, что их вызывает классная. К моему удивлению, утром со мной идет отец. По дороге излагаю ему свою версию событий, хотя и не сомневаюсь, что Гавриловна вывалит на него какие-нибудь гадости. И еще больше удивляюсь, когда отец, выйдя из кабинета, молча хлопает меня по плечу и уходит.

Следующий день последний, а вечером – новогодняя дискотека. Настроение в труху, но все-таки собираюсь и иду, хотя ничего хорошего от этого ждать не приходится.