Ладно, время покажет. В назначенный день мы с Нури поехали к Национальному музею, опять же на такси. Музей меня не то что не впечатлил, такого отстоя я не видела даже в Заполярье: два зала, скудные экспонаты. Мы были единственными посетителями. Я тянула время, за три часа ожидания успела выучить наизусть все надписи. Мы вышли на улицу, в тени памятника, на входе стояла какая-то женщина, явно пряталась от жары и пыли. Моё внимание привлекла расцветка одежды: крупные яркие сиреневые полосы и ромбы на юбке, расположенные по диагонали. Никогда не видела такой здесь. Лицо было закрыто белой тканью. Нури потянула меня за руку. И мы тоже укрылись в этом месте. Стояли от неё в трёх метрах примерно. Вдруг она достала мобильный, зазвонил мой телефон, незнакомый номер, местный.

— Алло? — взяла трубку.

— Ровно через месяц, Ковровый центр, — проговорила быстро незнакомка и тут же раздались короткие гудки.

Я резко обернулась, женщины рядом уже не было. Не было и Марьяшки… Мы прождали ещё два часа, но совсем выбившись из сил, поехали домой.

Слёзы душили и лились нескончаемым потоком. Я не понимала отчего больше от неизвестности или от собственной беспомощности. Я проревела всю ночь: что происходит, почему так долго?

Наверное, в эту ночь я выплакала всё, вылила всю жидкость из организма, на утреннюю молитву не пошла. Конечно, приходили родственнички Кернилса, что-то там кричали на меня, я им показала свой крестик и отвернулась.

Подходил к концу месяц томительного ожидания. Всё это время я занималась мелкими поделками на продажу, помогала Нури по дому, вообще старалась не нервировать окружающих. Ближе ко времени начала упрашивать Кернилса свозить меня в Ковровый центр, который находится в пустыне городе-призраке Тишит. Сказала ему, что прочитала в интернете, и мне захотелось его посетить. Мы даже помирились, вернулись наши добрые, дружеские разговоры, но я уже приняла решение и не отступлюсь. День в день мы поехали на машине его мамы. Долго ходили по Ковровому центру. Здесь действует постоянная выставка продажа изделий ручной работы: множество тканей, ковров, сувениров. Ещё меня поразило дерево Тенере* — это, наверное, можно сказать, символ Мавританского народа и символ жизни: оно смогло выжить в пустыне.

*“Это дерево получило известность в начале тысяча девятьсот тридцатого года, когда стало объектом внимания натуралистов и географов. До этого оно уже не одно десятилетие являлось местом остановки торговых караванов, передвигающихся по торговым путям Сахары. Учёным удалось выяснить, что возраст акации составлял около трехсот лет. Строились различные гипотезы относительно уникального положения дерева Тенере. И чаще всего считается, что оно — остаток леса, исчезнувшего в результате стремительной перемены климата и опустынивания.” *

Я смотрела по сторонам, ждала хоть какого-то знака, выгодно продала торговцам свои изделия. Прошло достаточно много времени, я уже ничего не понимала, от переживаний начала болеть голова. Ко мне так никто и не подошёл, накатило отчаяние.

У одной лавки я задержалась: привлекла внимание шкатулка, она была очень похожа на подарок, оставшийся от погибшего деда. Витиевато-резная, деревянная, очень красивая. Я стала внимательно её рассматривать, продавщица что-то своё лепетала. Сначала вообще не обращала внимания, не прислушивалась, может, Нури стояла рядом и пыталась мне перевести то, что говорила эта женщина.

У меня от боли и усталости шум в голове, разглядываю: похожа-непохожа, она не она. Попросила Нурию спросить: можно ли в руках подержать, чтоб получше рассмотреть. Торговка одобрительно кивнула. Только сейчас обратила внимание на эту женщину. Одежда — верх белый и юбка с розовыми ромбами и полосками, видела такую ткань всего один раз, тогда — у Национального музея.