— Проиграли. Но Джейс забил два гола. Я сняла видео.

Таннер устало улыбнулся:

— Не говори, что ты наконец разобралась, как пользоваться камерой, которую я подарил на прошлое Рождество.

— Нет, я снимала на свой айфон.

— Вот как. Может, у тебя и «Инстаграм» есть?

— Конечно. Ты что, думаешь, я слишком старая? — Она налила ему еще кофе и слегка шлепнула по затылку по дороге к выходу. — Когда закончишь, последи за детьми и отнеси это Натали. Я нашла их в своем сундуке с приданым и подумала, может, ей захочется взглянуть.

Таннер взял первый альбом, перевернул несколько страниц и закатил глаза:

— Мам. Серьезно? Я не понесу ей это.

Последнее, что ему хотелось, это предаваться воспоминаниям вместе с Натали. Боже. О чем он только думал, отращивая волосы? И что за пух у него над верхней губой?

— Таннер.

Мама вернулась к столу, уперлась ладонями в столешницу и одарила его взглядом «я знаю тебя лучше, чем ты сам».

— Что?

— Смирись.

Он отпихнул альбомы, в желудке забурчал кофе.

— Эти фотографии просто стыдобища. Я не собираюсь стоять там и смотреть, как Натали смеется надо мной.

— Дело совсем не в фотографиях, и ты это знаешь. У Натали ПТСР, Таннер. Это не заразно. Я тебя знаю. Ты ничем не можешь это исправить, и тебе это ненавистно. Ты избегаешь ее так же, как избегаешь Марни.

— Не надо.

Он поднял ладонь, заморгав от внезапного жжения в глазах.

— Таннер, дай мне сказать, тебе надо это услышать. — Ее тон говорил сам за себя. — Марни не поправится. Мы это знаем. Ее жизнь поддерживают аппараты. Доктор Блэйр говорит, что она уйдет быстро. Ей не больно. Мы должны ее отпустить. Это правильно.

Она достала из кармана брюк бумажный платок и вытерла глаза.

— Неужели?

Слова, о которых он пожалеет, царапали горло и пытались вырваться наружу. Он стукнул ладонью по столу, встал и прошел в другой конец кухни. Грудь тяжело вздымалась, а горло горело так сильно, что он боялся проблеваться прямо там.

— Это ты скажешь Джейсону и Джени? Что это правильное решение?

— Таннер... — Мама поднесла руку ко рту, широко распахнув полные слез глаза. — Мы должны. Скоро. И я хочу, чтобы перед этим ты ее навестил. Примирился с собой.

— Ты просишь совсем немного, да?

— Ты можешь винить себя всю жизнь, но это ничего не изменит. Только причинит боль. Если будешь отталкивать всех, кому ты небезразличен, останешься один.

— Мне нравится одному.

За окном на землю села пара птиц и принялась клевать крошки. Голубое небо и яркое солнце издевались над ним, говоря, что все в мире прекрасно, когда это явно не так.

И уже давно.

— Когда ты в последний раз разговаривал с Дэвидом?

Маме надо научиться вовремя отступать. Кто бы говорил насчет отпустить.

— Я их отнесу. — Он взял альбомы, схватил куртку и искоса посмотрел на мать. — Разговор со священником, или пастором, или как там себя называет Дэвид не поможет. Это ничего не изменит.

— Он твой друг, Таннер. Он хочет помочь.

— Он не поможет. Никто не поможет.

15

Натали обшарила всю кухню в поисках набора, о котором говорил дедушка, и наконец нашла его, покрытый толстым слоем пыли, в одном из шкафчиков. Она не собиралась бриться налысо. По крайней мере в наборе оказались ножницы, которые выглядели лучше тех, которыми она воспользовалась ночью. Ей просто надо выяснить, как исправить безобразие. Или найти в городе салон, который справится лучше. Но мысль о том, чтобы выйти на люди, была слишком унизительной, и она убедила себя, что справится сама.

Чайник закипел, и Натали достала свою любимую кружку с подсолнухами, взяла из банки щепотку чайных листьев, положила в ситечко и залила водой. Ожидая, пока заварится чай, она увидела, как по холму к дому поднимаются племянники Таннера в сопровождении собак.