Пробуждение - Нефер Митанни

Она помолчала, вертя в руках рукоятку трости. Потом заключила:

- Ладно. Пока я, слава Богу, могу решить всё сама, - усмехнулась, прищурившись, буравя Сергея прозрачными глазами. – Рано меня списывать! Ты отправляйся в столицу с красавицей своей. Я просто хочу, чтобы ты был в курсе всех дел. Лукичу я доверяю, но… Бережёного Бог бережёт. То мой принцип, - руки скользнули по подлокотникам кресла, словно ставя точку в разговоре. - А теперь позови-ка Анну, - резко изменив тему, неожиданно приказала тётка.

Когда они с Анной вошли в кабинет, Марья Фёдоровна, закрыв глаза, откинувшись на спинку кресла, сидела за столом. Она казалась спящей. И они остановились в нерешительности, Анна вопросительно взглянула на мужа.

- Не сплю я, - подала голос старуха и открыла глаза. – Садитесь, - то ли приказала, то ли предложила она.

Потом помолчала, обдумывая что-то, и заговорила с расстановкой, хмуря время от времени широкие поседевшие брови.

- Ты, голубушка, должна узнать кое-что, - неожиданно призналась Марья Фёдоровна,- это касается твоих родителей. Да и ты, дорогой мой, тоже… Раз уж решился жениться на ней.

Она окинула их изучающим, как бы оценивающим взглядом. Заметив, что Сергей сжимает руку Анны, усмехнулась одними губами, искривив большой рот, и продолжала:

- Твой отец, Анна, Александр Войцеховский служил вместе с Владимиром, моим старшим братом и отцом Сергея. Александр был лет на десять моложе моего брата, но не взирая на разницу в летах они подружились. Владимир однажды обмолвился, что обязан Александру жизнью. Спустя годы брат вышел в отставку, вернулся в родной дом, женился и вскоре овдовел. Зажил дикарём в своем доме на заимке. Александр же, хотя и оставил армию немного раньше друга, был из числа любителей приключений, - Марья Фёдоровна почему-то вздохнула. – Игрок, бретёр, казалось, спокойная и, тем более, семейная жизнь его не прельщает. Однако через какое-то время он по приглашению Владимира, уже вышедшего в отставку, приехал к нам. У Александра, несмотря на то, что он принадлежал к старинному польскому роду, не было никаких средств для существования, что не диво при его-то темпераменте и образе жизни. Мой брат взял его к себе в управляющие. Справедливости ради надо сказать, Александр был человеком чести. С собой он привёз юную жену, моложе его, хрупкое, воздушное создание, которая была словно не от мира сего … Черкесская княжна, - лицо Марьи Фёдоровны исказила странная гримаса, словно собственные слова причинили ей боль. - Её предки принадлежали к числу тех пяти черкесских князей, которые ещё в тысяча пятьсот шестьдесят втором году перешли на службу Польского короля, приняв католичество.

Марья Фёдоровна замолчала, как будто отдыхала, собираясь с силами. Потом сказала тихо:

- Твоя мать, Анна, была католичкой… полячкой, но, по сути, черкешенкой. Её звали Елизаветой. Только Александр называл её по-польски – Эльжбета*… Мой бог…- так он обожал переводить её имя.

Дрожащей рукой она открыла ящик стола, достала из него миниатюру и протянула её Анне. С волнением та взяла изящную вещицу. Едва взглянув на неё, вздрогнула. С портрета на неё смотрела… она сама. Те же огромные почти чёрные глаза, неподдельно искренний, по-детски открытый взгляд из-под густых, изогнутых кверху ресниц, тот же плавный разлёт тонко очерченных тёмных бровей, припухшая нижняя губа, трогательно нежный овал лица. Красавица была одних с Анной лет, и лишь старомодный воротник платья говорил, что портрет написан давно, до рождения Анны.

- Это… моя мама? – тихо спросила Анна. В её глазах стояли слёзы, ноги подкашивались. Сергей быстро усадил её, встав позади, опустил свои руки на вздрагивающие плечи.