Пробуждение - Нефер Митанни

Осень пришла рано. Дождливое лето, привычное для столицы, в этот год выдалось особенно слякотным. Серый мокрый гранит города наводил тоску. Ах, сколько бы отдала Анна, чтобы очутиться дома, в милых сердцу местах, пройтись по тенистым аллеям старого сада, спуститься к реке и, как когда-то очень давно, посидеть на берегу, глядя на размеренное течение воды. Безотчётная тревога жила в её сердце, временами казалось, что должно произойти что-то ужасное и непоправимое, но Анна гнала от себя это предчувствие и старалась казаться мужу беззаботной. Они словно оба играли друг для друга театральные роли – она, пряча от него своё материнское горе и безотчётную тревогу за него, он, скрывая от неё свою обеспокоенность за её судьбу в случае провала заговора, в котором принимал участие, и вину за то, что втянул её во всё это. Но актёры они были бездарные и оба прекрасно понимали это.

***

Время царствования отца для него соединилось в одном образе, который часто являлся ему во снах – процессия из траурных карет, тянущаяся из Зимнего дворца в Невскую лавру. Жуткое и фантасмагоричное событие перезахоронения останков императора Петра III стало для Александра олицетворением всего периода, когда на престоле России находился человек, которого судьба назначила ему в родители. В тот морозный поздний вечер столица содрогнулась от ужасающего зрелища – ночной мрак, траурная чернота одежд людей и убранства лошадей и карет, зловещая тишина в многолюдной толпе, потусторонний свет факелов, бросавший отблески на лица, делавший их могильно-бледными – всё это вместе не просто потрясло столичное общество, но и осело в душе наследника кошмарным воспоминанием.

Вот и сегодня он спал плохо и вновь видел этот сон. Проснувшись среди ночи в холодном поту, сразу подумал о плохом. Что-то определённо должно было случиться, в противном случае этот сон бы не приснился опять.

Последний раз так было этим летом, накануне смерти Софии. В ту ночь он тоже проснулся от этого страшного видения, а через неделю не стало его единственного ребёнка. Шестнадцатилетняя София Нарышкина, его маленький белокурый ангел с небесными глазами на пол-лица, много лет страдавшая от чахотки, ушла тихо. Господи! Как же тяжело, как же невыносимо тяжело осознавать, что все его дети страдали за его грехи! Младенцы Мария и Елизавета, ушедшие давно, и вот теперь – София, его любимица. А он уже планировал её свадьбу с Андреем Шуваловым. Наверное, Мария Нарышкины, мать Софии, была права, когда торопила со свадьбой. Но он отложил, хотел, чтобы дочка поправилась, и лейб-медики Миллер и Реман обнадёживали, что девушка излечится, ему хотелось, чтобы свадьба стала действительно радостным событием, а в результате – Софьюшка невестой лежала в гробу. В тот день с утра он был на артиллерийских учениях в Царском, и когда из Колтовской слободы *пришла скорбная весть, поначалу даже не поверил. А потом не выдержал, слёзы сами заструились из глаз. Однако тогда он нашёл в себе силы и уже через четверть часа продолжал учения. Иначе сердце его разорвалось бы от горя.

Жан-Урбен Герен. Портрет молодой леди.Софья Дмитриевна Нарышкина (1808—18.06.1824) с. 1800. 6,6х5,8. Новгородский государственный музей.

Она пришла не для земли;Не по-земному расцветала,И как звезда она вдали,Не приближаясь к нам, сияла;И вот, судьбе своей верна,Ей обреченное свершила:И всё небесное онаВ красе на небо возвратила.

Плетнёв**, написавший эти строки, очень верно уловил – и третьему его ребёнку не суждено прийти в сей мир для радостей земных, его дети – ангелы, и сейчас они молятся о нём и о России у престола Всевышнего. Александр верил в это и ощущал всей свой душой.