Тихий шепот - Нева Олтедж

Он вводит в меня один палец и начинает сосать клитор. Для меня слишком много, но в то же время хочу еще. Он вводит еще один палец, и, о... Боже, кажется, я сейчас кончу. Он растягивает мои стеночки, языком обводит клитор, и я выгибаюсь дугой на кровати, когда волна удовольствия накатывает на меня. Михаил отстраняется от моей киски, и вскоре я чувствую головку его члена у своего входа, но он не входит в меня сразу. Вместо этого нависает надо мной, сжимает мою шею, и он смотрит на меня разными по цвету глазами.

— Моя! — грозно воскликнул он и начал медленно проникать в меня членом, так медленно, что мне показалось, что я сойду с ума. — Если я увижу, что хоть один мужчина прикоснулся к тебе Бьянка, я убью его. — Он подхватывает ладонями под ягодицы и погружается в меня до основания, а затем отступает.

Я делаю резкий вдох, и мои глаза закатываются. Михаил закидывает мои ноги к себе на плечи, чтобы глубже войти в меня. Он снова попадает в эту точку, и я чувствую, что приближаюсь к апогею. Когда он приподнимает мои бедра с кровати и входит в меня, дрожь начинает сотрясать мое тело. За веками вспыхивают белые звезды, пока я переживаю свой оргазм, а Михаил продолжает входить в меня, уничтожая меня самым лучшим способом.

Глава 11

Счастье. Я не помню, когда в последний раз чувствовал себя по-настоящему счастливым. Удовлетворение - да. Но такого восторга, чувство невесомости, которое наполняет все мое тело, незнакомо. Я смотрю на Бьянку, которая прижалась у меня под боком, ее рука на моей груди, а нога просунута между моими, что греет душу.

— Я должен встать, — шепчу я и целую Бьянку в макушку. — Сиси придет с Леной через полчаса.

Она поднимает на меня глаза, улыбается и тянется к моей руке, чтобы осмотреть пальцы. Убедившись, что пластыри на месте, она садится и просит меня повернуться. Шторы на окнах раздвинуты, и вся комната залита светом, выставляя на всеобщее обозрение каждую отметину на моей коже. Тем не менее, я переворачиваюсь на живот и, глядя на окно, жду.

Она кладет ладонь мне на поясницу и медленно ведет руку вверх, ее прикосновение невероятно легкое. Я чувствую покалывание, когда ее волосы падают на мою кожу, а затем ее легкие поцелуи между лопаток, где шрамы сильнее всего.

— Пожалуйста, ... не надо.

Ощущение покалывания поднимается вверх, когда кончики ее волос касаются кожи чуть ниже моего плеча, и она наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Почему?

— Господи, детка, как ты вообще можешь спрашивать?

— Мне нравишься... ты, Михаил, — говорит она, ее голос едва слышен. — Каждая... твоя... частичка... тебя.

Последнее слово теряется, и единственное, что я слышу, это ее тихое дыхание, когда мурашки пробегают по моей спине. Я поднимаюсь в сидячее положение, обхватываю ее лицо ладонями и надеюсь, что ошибаюсь.

— Тебе больно разговаривать?

Она смотрит на меня и кивает.

Я закрываю глаза и целую ее лоб. Меня нужно посадить, как подонка, которым я являюсь. Эгоистичный, лживый ублюдок, который заставил ее страдать без причины.

— Ты больше никогда не будешь говорить. — Я прикладываю палец к ее губам. — Обещай мне.

Ее лицо осунулось, но она снова кивает, заставляя меня чувствовать себя еще хуже. Черт. Я встаю с кровати, надеваю брюки и встаю перед окном, глядя на людей, спешащих по улице внизу. Она возненавидит меня.

Я кладу руки на затылок и делаю глубокий вдох.

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

Михаил ни с того ни с сего ведет себя странно, вышагивает взад-вперед перед окном. Он останавливается на секунду, смотрит на меня, потом качает головой и снова начинает вышагивать. Что-то случилось? Должно быть, что-то плохое, потому что я не помню, чтобы когда-либо видел его таким расстроенным.

Наконец, он останавливается и поворачивается ко мне.