Шерил уловила в его словах безмерную боль, но решила, что человек, который столь жестоко обошелся с ней, не заслуживает сочувствия, и ядовито спросила:

— И что было бы? Узнай ты об этом тогда, ты что, совершил бы благородный поступок? Неблагородно бросил бы свою невесту, чтобы жениться на мне?

— Шерил, мы оба повели себя как-то…

— О, я не сомневаюсь, что ты вел себя в высшей степени умно и достойно! — перебила она, нервно засмеявшись.

Шерил видела, что новость глубоко затронула сердце Сидни, растопила обычную холодность. Однако ее собственное сердце, исстрадавшееся за эти годы, требовало своего.

— В одном ты прав, Сидни, выбора у тебя не было. Не было тогда и нет теперь, потому что Сидди мой, и только мой. Так что забудь все, что навоображал себе, потому что ты в его жизни никто и ничто. И в прошлом, и в будущем — никто и ничто!

— Почему же ты дала ему мое имя? — смертельно побледнев, спросил он. — Почему, Шерил, если отец для мальчика никто и ничто?

— С чего ты взял, что это из-за тебя? — возразила она, вдруг почувствовав себя загнанной в ловушку. — Сможешь ли ты понять, что для меня значит Леонора?! Что я люблю ее, как родную мать? И что мое решение жить в Новой Зеландии вызвано единственно тем, что здесь ее дом?

По его взгляду Шерил поняла, что эта бурная вспышка выдала ее с головой. Да Сидни и не верит ее объяснениям.

— Я понимаю и уважаю твои чувства, твою любовь к Леоноре, — спокойно сказал Сидни. — Но это не объясняет, почему ты решила назвать нашего сына моим именем и почему решила, что он должен жить в Новой Зеландии, а не у тебя на родине, в Австралии. Мне кажется, ты сделала этот выбор более осознано, чем хочешь сейчас показать.

Шерил ничего не оставалось, как пожать плечами. Мстительность угасала в ней, поскольку сил на нее не осталось.

— Не стану отрицать, что, помня о трудностях собственного детства, я решила дать Сидди все самое лучшее, все, что в моих силах. Я решила начать жизнь с чистого листа, мне тяжело было оставаться в Австралии, слишком много горя в моей жизни связано с этой страной, а в Новой Зеландии… — Шерил умолкла, поскольку чуть было не проговорилась: в Новой Зеландии она познала любовь, обрела веру в лучшее будущее и в себя.

— Я не забыл твоих рассказов о детстве и благодарен тебе за то, что ты сделала для… Сидди. — Он запнулся, прежде чем произнести имя ребенка. — Господи, Шерил, ведь ты была так бедна! — внезапно взорвался Сидни. — Почему ты не дала мне знать?! Скажи, ради всего святого, как ты выжила?!

— Тебе это в самом деле интересно?

Упоминание о бедности задело Шерил за живое: Сидни, невольно выпятил свое богатство и знатное происхождение. Жаль, что в свои наивные девятнадцать она совершенно не придавала значения классовому барьеру, разделявшему их. Но даже сейчас она с внезапно нахлынувшей тоской спросила себя: а так ли это важно? Нет сомнений, что до своего отъезда в Крайстчерч Сидни любил ее. Однако именно тогда он вновь встретился с девушкой, о которой ничего не говорил Шерил, и именно тогда предложил этой девушке стать его женой. Может, возвращение в свой круг открыло Сидни глаза на то, что Шерил пригодна исключительно для кратковременного летнего романчика. Неужели она ошибалась, приняв за любовь обычную похоть, которая и заставила Сидни изменить своей возлюбленной?

— Все это было так давно, — пробормотала Шерил, — что и вспоминать не стоит… Сейчас важно только одно — Сидди и его здоровье.

— Согласен.

Когда они возвращались в больницу, Шерил осознала, сколько недосказанного осталось между ними, но теперь придется соблюдать временное перемирие. Ее любовь к сыну заглушила беспокойство о том, как к ней, к Шерил, относился и относится Сидни. Горечь и старые обиды — все должно отойти на задний план перед обязанностями по отношению к Сидди, твердо сказала она себе, обязанностями, которые — и без слов видно — Сидни вполне разделяет со мной.