Под кожей - Кайла Стоун

Даже сейчас она жертвует частью себя ради меня. От этого становится тепло и легко внутри, как от глотка горячего яблочного сидра, растапливающего меня до самого дна, но в то же время я чувствую себя чертовски виноватой. И мне страшно за Арианну. Как и мне, ей больше нечего отдать. Я подталкиваю к ней свою тарелку.

— Пожалуйста, съешь что-нибудь.

Она режет ломтик жареного банана на крошечные кусочки. Смотрит на меня, видит, что я все еще наблюдаю за ней, затем осторожно подносит вилку ко рту. Я сижу с ней, пока она не доест весь кусок. Мы сидим бок о бок. Я слушаю ее тихое дыхание. И на какое-то время, по крайней мере, этого достаточно.

Глава 32

В моих кошмарах Фрэнк приходит за мной. Его глаза преследуют меня, проникая в мои сны. Красивые, кобальтово-синие, но абсолютно плоские и жесткие. Безжизненные. Как мрамор. Я резко просыпаюсь, втягивая воздух, обливаясь потом. Сердце колотится о грудную клетку. Сжимаю простыни в кулаки. Это всего лишь сон. Я быстро моргаю, пока образы не исчезают за веками.

В спальне темно. Свет от проезжающей машины отражается от дальней стены. Комод Фрэнки, его кровать и открытая дверь шкафа сдвигаются и принимают неясные очертания. Все окутано тенью.

Здесь никого нет. Я в безопасности. Мой отец мертв. Он больше ничего не может мне сделать. Медленно, я разжимаю пальцы на простынях. Он мертв. И все же его глаза преследуют меня — его стеклянные, безжизненные глаза. Глаза, которые не перестают смотреть на меня, даже когда я закрываю веки.

На сегодня с меня хватит сна. Я выскальзываю из кровати Аарона и бегу на кухню. Открываю холодильник и наливаю себе стакан молока. Мои руки все еще дрожат. Стул скребет по линолеуму, когда я сажусь за новый стол, который тетя Элли купила несколько дней назад.

В моем сознании проплывает лицо отца, а за ним — лицо матери. Я игнорирую Фрэнка, отгораживаюсь от его глаз. С мамой сложнее. У Сьюзан Шоу несколько лиц: одно пустое и глупое, рот безгубый, глаза закатились назад от алкоголя и таблеток, другое лицо жесткое и острое, глаза полны презрения и ревности. И последнее лицо, на котором быстро появляется улыбка, глаза яркие и веселые. Кто из них моя мать? Кто из них настоящая?

Окно над раковиной смотрит на меня, как черный глаз без век.

— Сидни?

Я поднимаю голову.

— Это ты.

Тетя Элли щелкает выключателем. Она заходит на кухню, натягивая свое шелковое сапфирово-синее кимоно на большой живот. Все в тете Элли большое — ее рост, ее обхват, ее громкий смех, ее властное присутствие. Ее бордовые волосы, обычно приглаженные в блестящий шлем до подбородка, уложены на одну сторону. Длинные ногти окрашены в блестящий сливово-фиолетовый цвет. Она носит пышные атласные рубашки со смелыми узорами и разноцветные брюки и юбки. Тетя выглядит на много лет моложе ма, хотя старше ее на пять лет.

— Трудно заснуть, дорогая?

— Что-то вроде того. — Я все еще не привыкла к присутствию тети. Она как вихрь ворвалась в мою жизнь, подняв шквал пыли и света в доме, полном тайн и тьмы. Она постоянно втягивает меня в изматывающую бурю разговоров и занятий. Это как тащиться за грузовиком.

За первые три дня своего пребывания здесь тетя Элли несколько раз водила меня за продуктами, покупая больше еды, чем могли вместить шкафы, пока на полках не появились десятки банок с супом, гроздья свежих фруктов и коробки с макаронами. Мы провели целых два дня, выбирая совершенно новый стол, новые пледы для мальчиков, комплекты простыней для всех кроватей и новый комод для меня взамен того, который сломали полицейские. Она переставила всю мебель в доме, чтобы «избавиться от этой депрессивной энергии, высасывающей радость из жизни».