История шрамов - Кая Север

Все грустные мысли тут же испарились из моей головы. Настолько, что какое-то время обратной дороги мне пришлось потратить на восхищение.

— Это охренеть, как вовремя, Альк! Я про свитер... или это кардиган? Черт знает, как правильно назвать... Но про пьянку, наверное, тоже охренеть как вовремя. Нам обоим не помешает расслабиться. Знаешь, в Вашингтоне, должно быть, еще холоднее... Скорее бы до него добраться! Чем дальше от Калифорнии, тем спокойнее. Знаешь, в детстве я ее так любила... А теперь настроена больше никогда сюда не возвращаться. А ты?

Снова ничего не значащая болтовня всю дорогу обратно до мотеля. Свою банку пива я открыла только в номере, усаживаясь в кресло напротив кровати и полностью кутаясь в купленный Альком кардиган, благо, его длины хватало, чтобы прикрыть ноги тоже.

Как мало нужно человеку для счастья, ага. Ну или по крайней мере для того, чтобы снова почувствовать себя комфортнее.

Альк же, не церемонясь, высыпал содержимое второго пакета с покупками на стол. Куча чипсов, бутылка водки, таблетки, бинты.

— Завтра мы никуда не едем. Меня ждёт жёсткое похмелье, — таблетки Альк запивал прямо из бутылки с водкой.

Я что-то слыхала о том, что не стоит мешать прием лекарств с алкоголем, но решила и теперь “не зудеть”. К тому же, что-то мне подсказывало, когда тебе нужно одновременно заглушить боль от ножевого ранения и совершенного убийства, тут уже не до заботы о печени.

— Сегодня разрешаю тебе спросить меня обо всем, о чем давно хотела. Только в голову не лезь и мозг не выноси.

Удивительное дело. Когда тебя ни о чем не спрашивают, ты можешь трепаться не переставая; но стоит кому-то сказать "расскажи о чем-нибудь" — и вот ты уже не можешь вымолвить ни слова. Так и теперь — за время нашей поездки в моей голове возникало тысячу вопросов, которые я хотела бы задать Альку, но стоило ему сказать, мол, валяй, спрашивай, я не могла выбрать какой-то один единственный, самый важный вопрос.

И все это не отменяло того, что я все равно могла подорваться, потому что Альк был, как ни крути, гребанным минным полем. И если раньше я к этому полю перелезала кое-как через забор, то теперь он мне словно собственноручно открыл на него калитку.

Впускал к своим скрытым снарядам через парадный вход. До чего любезно... Но я ведь знала, что все равно буду слоном в посудной лавке. То есть — залезу туда, куда не следует.

— От чего ты бежишь? — это было больше вступлением, чем вопросом. Я не была круглой дурой, потому как смогла сообразить, что Альк ушел из дома из-за своей семьи. Вероятно, из-за одного определенного его члена. Но это никак не отвечало истинной сути вопроса. Все равно, что я ответила бы, что сбежала из дома из-за отчима. Правдиво, но при том — несусветная ложь, призванная скрыть истинное положение вещей.

— От деда и его тотального контроля, — сделав еще один большой глоток, ответил Альк. — Он хотел засунуть меня в военную школу за то, что я сделал одного хуя, который нарывался, инвалидом. Я отказался. А дальше пошли его обычные методы «убеждения». Вот я и нашёл выход.

Я была готова почти к любым его рассказам, но внутри все равно все сжалось от неясной боли за другого человека. Странное ощущение.

— Знаешь, как в ФБР приучают к жестким тренировкам? — кажется, такое количество водки на пустой желудок сделало Алька чуть более словоохотливым, чем обычно. — А я знаю: заставляют почувствовать боль от и до. Сродниться с ней.

Я знала одно — что не могу вот так сидеть в кресле, когда Альк сидит почти что в одиночестве в противоположном углу комнаты. Поэтому я встала и пересела на краешек кровати, не приближаясь слишком сильно и все еще держа минимальную дистанцию.

Почему-то мне в тот момент казалось, что Альку так будет проще.

— Чего он от тебя хотел? Зачем... Все это делал?