История шрамов - Кая Север

Ну вот еще.

— А я расту, учусь, пробую...— усмехнулась я, тоже делая глоток и после этого выпадая из жизни на несколько секунд.

Ну кто вообще может пить такую дрянь?!

— Беру свои слова обратно, — вздохнула я, переливая бесцеремонно все содержимое своей кружки в кружку Алька. — Пить это невозможно. Такое ощущение, что все горит теперь внутри... Ужас.

— Нет уж, — забрав у меня пустую кружку, Альк перелил в нее это жуткое пойло обратно. — Ты собираешься ехать в Польшу, надо научиться пить. Тем более, что ты хочешь подружиться с моей сестрой. А она пьёт похлеще меня. У неё опыта в этом побольше.

— А тебе понравилось, как я посмотрю. Что же, сегодня твоя очередь надраться до беспамятства. Одобряю. Может, тебе приготовить что-нибудь?

Впрочем, я уже так уютно облокотилась боком на Алька, что вставать совершенно никуда не хотелось. Сам же он так же расслабленно откинулся на спинку дивана, делая еще глоток.

— Рано пока для еды. Готовить становится веселее, когда ты уже пьяненький.

— Было бы из чего готовить, — вздохнула я. — Там у нее в кладовой вообще что-то странное, я даже не решилась этого открывать. Какие-то овощи в стеклянных банках, навроде наших маринованных яиц... Я и приготовленные овощи не сильно люблю, а здесь они в маринаде. Канадцы — странные люди. Что вот например самое странное ты ел в своей жизни? На твоей родине водится что-нибудь этакое? Я вот однажды в детстве ела начос со вкусом острого перца. С тех пор не переношу острое, потому что семилетнего ребенка никто не предупредил, как от еды бывает больно.

Альк посмотрел на меня с усмешкой во взгляде.

— Тяжело тебе придётся в Европе... Да ещё к тому же в бывшей стране СССР. Это называется закатки. Некоторым даже нравится. Но, как по мне, слишком уксусные штуки. А вот компоты — это тема. Особенно вишнёвый. Помню, было за удачу, если в стакан ягоды попали. Ты мякоть с них объедаешь, а потом можно косточками бросаться.

Пока он говорил, мне пришлось зажмурить глаза, задержать дыхание и сделать еще один глоток, чтобы не отставать от Алька. Второй был таким же омерзительным, но пошел несколько легче. Чтобы перенести отведенное мне самой же и придуманное страдание быстрее, я сделала тут же еще один. Глядишь — так настойка быстрее закончится.

— Самое странное... Да не пей ты так. Ты должна сразу проглотить, чтобы на язык не попало. И тогда будет кайф от того тепла, что в груди разливается. А то ты так постоянно плеваться будешь.

Словно подавая пример, Альк и сам отпил из своей кружки.

— Самое странное для меня — это тушёная капуста. Вонючее извращенство. Старые квартиры, в которых ремонт не делался с советских времён, именно ею и пахнут.

Я рассмеялась, пытаясь вместе с тем изобразить наигранное отвращение.

— Звучит отвратительно. И все, что ты говоришь про Советы... Стыдно признать, мое скудное изучение истории не касалось этой страны. А Польша тоже была в стране Советов, да? Я только по фильмам видела. Ну знаешь, те, где русские такие типичные злодеи, мексиканцы едят тако, а американцы всех побеждают ради справедливости и свободы. Мой отчим тоже был из таких придурков. Жуткий расист, помимо всего прочего.

— У Польши болезненная история. Я тебе как-нибудь покажу её на деле, когда приедем. Меня тоже водили в этот концлагерь. Оставил он неизгладимое впечатление. Зато сразу проникаешься историей.

Я постаралась отхлебнуть из кружки алкоголя так же, как мне показал Альк. Сразу глотая, не успевая даже почувствовать вкуса. Правда вот, от третьего такого большого глотка подряд меня тут же замутило.

— Похоже, придется пытаться подружиться с твоей сестрой другими средствами, — сказала я, отставляя кружку. А потом добавила уже серьезнее: — Это так здорово, снова иметь возможность поговорить с тобой. Дотронуться до тебя... Обнять. Только теперь понимаю, как мне этого не хватало.