— Пока не понял, — отзывается тот. — Кресла бы пошире, чёт узко.

— А, ребят, нас ждут перегрузки. Если начнёт закладывать уши, у меня есть жевательные конфеты.

— Подготовился?

— Если начнёт трясти, нужно прижать грудь к коленям и закрыть голову.

— Не в космос отправляетесь, — хохочет девчонка. — Ой чую, весёлый предстоит перелёт…

— Не то слово, — недовольно ворчит Дымницкий.

— Ох, мать твою!

Это Паровозов.

— Иесус Христос! — Череп хватается за сердце, ведь железная птица, набрав разгон на взлётно-посадочной полосе, взмывает вверх.

Прикольно.

Втыкаю наушники, врубаю музон и поворачиваюсь к иллюминатору.

Подожди ещё немного…

Откидываюсь на спинку кресла и прокручиваю в уме наш с Диной разговор. Он всё никак не идёт из головы. Висит там на постой и давит.

— Давай на балкон выйдем, тут очень шумно.

Иду за брюнеткой.

Солгу, если скажу, что мне параллельно, ведь как и прежде, глупый орган под названием сердце реагирует на имя Настя.

— У тебя пять минут, — зажимаю в зубах сигарету и чиркаю зажигалкой.

— Угостишь? Потеряла свои где-то.

Отдаю ей пачку и облокачиваюсь о перила.

— А знаешь, я тебя сразу узнала. По татухе на шее и вообще… Ты точь-в-точь такой, как рассказывала Настя, — продолжает пристально меня разглядывать. — Неудивительно, что у вас закрутилось.

— Давай ближе к сути. Ты сказала, что она в беде.

— Так и есть, — кивает, делая затяжку. — Мой отец не хочет в это ввязываться, хотя я слёзно просила его посодействовать.

— Посодействовать чему? — выжидающе на неё смотрю.

— С чего начать-то… — заправляет за ухо непослушную прядь.

— С начала.

— Короче. Когда Настя перестала выходить на связь, я серьёзно забеспокоилась. Ну, знаешь, у нас ведь с ней был план, которому мы чётко следовали и… Тут вдруг такое. Она исчезла.

— Не попрощавшись?

— Да. Я пошла к ней, но домработница сообщила мне о том, что Настя с мужем улетела в Тбилиси.

— И?

— И это показалось мне странным. Она ведь собиралась уходить от него. К тебе.

Не могу сдержать ухмылку.

— В общем, я бы обязательно выяснила, что к чему, но, к сожалению, загремела в больницу.

— В смысле? Тоже? — поднимаю на неё взгляд.

— Меня сбила машина. Взялась неизвестно откуда и… Погоди, что значит «тоже»?

Молча смотрим друг на друга и в какой-то момент до неё доходит.

— Обалдеть! — произносит, широко распахнув глаза. — Так это мне от Джугели прилетело? Ну и урод!

— Что было дальше? — возвращаю её к нити разговора.

— Дальше я лечилась и долго восстанавливалась. А потом… Наверное, где-то год спустя я услышала о том, что одна из моих подруг летит в Грузию. Как щёлкнуло что-то внутри. Я, недолго думая, села ей на хвост и вот уже там, в Тбилиси, благодаря связям отца, наконец отыскала беглянку Настю.

— Ясно.

— Да ни фига тебе не ясно! — запальчиво восклицает она. — Амиран сдал Настю на дурку. Как тебе такое?

— Чего?

— Я когда увидела её, ужаснулась. Выглядела Настя очень плохо. Возможно, виной тому сильные препараты, которыми её пичкают. Тощая, бледная, измученная, взгляд отстранённый.

— Что она сказала?

— Ничего. Заплакала только, — меняется в лице и шмыгает носом.

— А врачи?

— Я туда попала, сунув взятку одной тётке. Никто особо передо мной не объяснялся и не отчитывался. Втирали что-то про последствия послеродовой травмы, — отвечает она осторожно.

— Травмы? С ребёнком всё в порядке?

— Я так поняла, что нет… Стоп. А ты был в курсе? — изумлённо на меня таращится.

— Настя написала мне про беременность в день отъезда.

То проклятое сообщение буквально отпечаталось на сетчатке. Не выжечь.

— Муть какая-то! В любом случае, Дань, всё это сейчас абсолютно неважно. Надо вытащить её оттуда. И желательно как можно скорее.