Лазарус - Джессика Гаджиала

Моя улыбка стала немного горькой, оглядываясь назад, когда мне было двадцать и все такое. Однако в то время все, что я знала, это то, что это было достаточно больно, чтобы захотеть броситься со скалы, чтобы покончить с этим. Достаточно, чтобы я поняла того парня, который спрыгнул с моста и оставил записку, в которой говорилось: «Без причины, у меня просто разболелся зуб».

— Он отправил меня к доктору Митчеллу Эндрюсу.

— Его отец, — он был напряжен рядом со мной, возможно, уже зная, к чему это приведет.

— Так и есть. А его отец специализировался на обезболивании.

— Черт, — сказал Лазарус, качая головой, — он послал тебя на таблеточную фабрику (прим.перев.: Таблеточная фабрика — это незаконное учреждение, которое напоминает обычную клинику для лечения боли, но регулярно назначает обезболивающие (наркотики) без достаточной истории болезни и физического осмотра, диагностики, медицинского наблюдения или документации. Цель их деятельности как можно быстрее подсадить на наркотики и обеспечить себе клиента.)

Это было именно так. Это была фраза, которую я даже никогда раньше не слышала, не будучи в том образе жизни, где подобные вещи даже учитываются в повседневной жизни. Врачи, занимающиеся обезболиванием, не занимались тем, чтобы помогать вам и вашему телу оправляться от боли. Они занимались тем, что раздавали рецепты.

Я даже не считала это убогим, неправильным или коррумпированным, когда пришла на прием в обычный кабинет врача — сплошь бежевые стены, неудобные кресла и типичные картины на стенах, и пошла вручать свою карточку девушке за стойкой с выпученными глазами, сужеными зрачками, ее волосы жирные, с хрупким телом и недостаточным весом, только для того, чтобы она сказала мне, что работают только за наличные.

Все, что я видела — это конец боли.

А потом я стала клиентом таблеточной фабрики.

Я возвращалась каждый месяц, как по маслу, за следующей партией, за которую платила доктору Митчеллу Эндрюсу пятьсот долларов, чтобы он выписал мне рецепт. Пятьсот долларов за рецепт.

На пару часов становилось лучше, прежде чем мне нужна была еще одна доза. А потом еще одна. Как по маслу. Это стало такой привычкой, что я даже не задумывалась, когда тянулась за пузырьком с таблетками, действительно ли она мне была нужна или нет. Прошло совсем немного времени, прежде чем желание принимать таблетки возникло вовсе не из-за боли — просто избитая, старая добрая зависимость.

Это делало меня уродливой.

Это заставило меня забыть о работе.

Забыв о работе, я потеряла свою зарплату.

А без зарплаты, ну, как, черт возьми, я собиралась заплатить доктору Митчеллу эти пятьсот долларов за мой следующий рецепт?

К тому времени, как я подсела, у меня был целый день ломки — меня тошнило, все тело болело, я царапала кожу, медленно сходила с ума, как мне казалось. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного, даже близко. Мне было так плохо, что мне даже в голову не приходило, что моя спина больше не болит. Ни малейшего укола боли. Ничего.

Я была полноценным наркоманом.

Это было так легко, без усилий, непреднамеренно.

Как это часто бывало.

И эта ломка, она украла мою гордость, мое достоинство, мою обычную повседневную личность. Из-за этого мне пришлось ехать в офис доктора Митчелла, дважды съезжать на обочину, чтобы меня вырвало, и я оказалась там вся в поту, пропитавшим мою мятую одежду двухдневной давности.

За стойкой никого не было, и позже я узнала, что это произошло потому, что у девушки с сальными волосами и выпученными глазами была передозировка в ванне, в результате чего она утонула, и ее нашли только через три дня, когда сосед пожаловался на запах.

Гламурную жизнь вели наркоманы.

Почти всегда с трагическим концом.