Без тебя - Марта Заозерная

В первый раз, когда я после кастинга на съемку попала, всё было не так. Наш местный уровень ни культурой, ни организацией отличиться не мог. Особого желания продолжать я не испытала. Но мои фото кто-то увидел и нас с мамой пригласил сначала в Москву, а затем и в Париж.

После первого раза я испугалась. Оказалось, что я мира совершенно не знаю. Мой собственный панцирь казался хоть и страшненьким, но более прочным. Я покапризничала, сказав маме, что не хочу продолжать. Она приняла. Она всегда меня принимала со всеми имеющимися недостатками.

Спустя какое-то время нам с ней пришлось чаще в столице бывать. Нашелся врач, который смог мне помочь. На тот момент моё состояние уже стабильнее было. Даже сейчас мне сложно представить, чего маме стоило добиться этой динамики. И вот однажды мы с ней по торговому центру прогуливались и зашли в павильон для творчества, я хотела выбрать для Маши подарок. Там меня каким-то чудом заметил фотограф известный и вспомнил. Он шел за нами минут двадцать, пока я не согласилась поучаствовать в фотосессии для одного крупного журнала. Начался новый виток.

Именно в тот момент я подумала, что мальчик из детства может меня увидеть и вспомнить. Наивные детские мысли. Не думаю, что была возможность меня узнать. Мы с ним не были близко знакомы. Несколько месяцев на детской площадке общались. Он со мной и Расимом общался, что редкостью мыло. Компашка из нас была специфическая, хоть и колоритная.

В то время мы жили у бабушки, потому что мама много работала, и легче было ей приходить ночевать в квартиру своей родительницы, чем приезжать, нас забирать и на маршрутке ехать домой.

Один раз после госпитализации нашей с братом недельной, бабушка у меня вшей нашла, и недолго думая подстригла налысо, пока мама на работе была.

Бог ты мой… Как же мама тогда поругалась с ней.

Очень длинных волос у меня никогда не было. Самая частая стрижка — каре. Но волосы-то были нормальные, а тут раз и никаких. Голый череп неровный.

Именно в то время, буквально через несколько дней после экзекуции, мы познакомились с Сережей. На удивление его мама разрешала ему к нам подходить, остальные своих чад от нас ограждали. Время было не самое легкое, но лысая девочка казалась чем-то странным. Никто так паразитов уже не выводил. От греха подальше, все на соседние лавки пересаживались. А Сережа нас развлекал изо дня в день.

Ранние годы я помню прекрасно. Расим был живой. И нам троим было весело. Чем ни счастье? Для него, по сути, немного-то надо. Достаточно научиться мелочам радоваться.

Так мы и проводили дни, пока он — Сережа не пропал.

Я столько раз бабушку мучила, спрашивая, кто он такой и куда делся, но она постоянно отмахивалась, дескать, не знает. Она у нас вредина, и, возможно, я её так достала, что специально не стала мне говорить. А мама его видела всего раз, когда сделала наше фото совместное. Три почти одинаковых снимка на Полароид. Каждому по одной штучке. Моё со мной уже много лет. Экземпляр Расима у мамы хранится. Остался ли в живых экземпляр Спирина я не знаю.

Когда он пропал, я зудела словно пчела. Так навязчиво, что брат перестал меня ласково называть Лялей. Я стала Пиявчиком-прилипучкой.

С тех пор мне очень хотелось Сережу найти, но как это сделать я не знала. Сначала мы с мамой переехали, потому что ей предложили должность с хорошей зарплатой, пусть и в самой дальней и глубокой дыре. А после того, как мы вернулись в родные места, искать парня по детскому снимку в большом городе было странно. Меня и без того считали чудной.

Так и было. К четырнадцати годам мой аскетизм стал всеобъемлющим. В своей голове я общалась с Расимом и с Сережей. Их было достаточно. Словно вымышленные друзья, только настоящие.

Вот так вот по шажочку я и пришла к тому, что смогу найти друга детства, если стану известной.

Но я не успела.