Жена самурая - Виктория Богачева

От пристального взгляда мужчины у нее запылали уши. Ей нужно рассказать ему о ребенке, но, Боги, как тяжело это было сделать!

— Это пустяки, — вымучив улыбку, сказала она.

Но Кенджи-саму ее ответ, похоже, не удовлетворил. Он со все нараставшей внимательностью разглядывал Наоми: ее потускневшие волосы, впалые щеки, обведенные темными кругами глаза.

Он потянулся к кувшину с водой и отломил половину от моти, и в который раз за этот день Наоми стало стыдно. Верно, такого скудного угощения мужчине еще никто и никогда не подавал.

— Кенджи-сама, — она перестала теребить ткань своего темного кимоно и впервые посмотрела мужчине в глаза, удивившись числу новых морщин на его лице. — Я должна вам кое-что сказать… я сама узнала только недавно и побоялась отправлять весть… У меня будет ребенок.

После ее слов на несколько мгновений воцарилась тишина. Во взгляде Кенджи что-то дрогнуло, и он, не говоря ни слова, встал, и Наоми поднялась за ним следом, потому что не имела права сидеть.

— Девочка, — он впервые позвал ее не по имени, а после — к ее ошеломлению — протянул руки и крепко обнял, попутно поцеловав в лоб.

Наоми чувствовала неимоверное облегчение, прижимаясь щекой к прохладному хлопку юкаты на груди мужчины. Она с удивлением поняла, что ее колотит нервная дрожь, когда Кенджи-сама чуть сильнее сжал ладонями ее плечи.

— Когда ты узнала?

— На прошлой неделе, — шепотом ответила Наоми, больше всего мечтая, чтобы это объятие длилось как можно дольше.

Она успела истосковаться по человеческому теплу.

— Я могу?.. — голос подвел Кенджи-саму, сорвавшись, и Наоми не поверила своим ушам. Никогда прежде она не видела главу клана таким. Даже во время того приема.

Она кивнула, и мужчина почти невесомо коснулся раскрытой ладонью ее пока еще плоского живота. Внутри Наоми все затрепетало, и она вдруг совершенно ясно осознала, что действительно ждет ребенка. Что у нее будет малыш. А у клана — наследник. У Минамото будет продолжение.

«Здесь должен быть Такеши, — она с трудом удержалась от всхлипа. — Он должен был первым услышать от меня про ребенка».

— Наоми, — Кенджи-сама вмиг посерьезнел и слегка сжал ее запястья. — Послушай меня очень внимательно. Ты никому не должна об этом говорить.

— Я понимаю. Я потому и не решилась написать вам.

— Ты умница, — он еще раз поцеловал ее в лоб и отпустил. — Я бы спрятал тебя еще дальше, если бы знал более защищенное место, чем поместье.

— Мне хорошо здесь, — сказала Наоми, не покривив душой. — Я должна идти, еще нужно позаботиться о ваших воинах.

Ночью Наоми не спалось. Разговор с Кенджи-самой разбередил ее сердце и наполнил голову тягостными мыслями. Она все думала и думала о том, как сообщила бы весть Такеши, будь все сейчас хорошо. Закрывала глаза и представляла его лицо, силилась вспомнить до мельчайших подробностей. Он бы непременно обрадовался и, наверное, даже обнял ее, несмотря на то, что дарил ей ласку только по ночам.

Но ведь это же ребенок.

Наоми была уверена, что обнял бы. И поцеловал.

А теперь он не увидит, как будет расти ее живот. Не почувствует первого толчка. И — возможно — никогда не возьмет ребенка на руки.

Наоми придется со всем справляться самой. И мужа не будет рядом, когда придет ее срок.

От подобных размышлений хотелось выть, вцепившись зубами в простыню. А сколько таких ночей у нее впереди? Одиноких, с пустой и холодной половиной футона по правую руку?

— Нет, — шепнула она вдруг. — Больше не одиноких, — и сложила ладони на животе. — Я больше никогда не буду одна.

И частица Такеши сейчас живет в ней.

* моти — японская лепёшка, раскатанная в форму. Моти делается из истолчённого в пасту клейкого риса, особого известного с давних времён сорта мотигомэ, который в процессе долгого пережёвывания приобретает сладкий вкус.