Жена самурая - Виктория Богачева

Утерев с лица чужую кровь, Такеши оглянулся. Его люди бродили вокруг, добивая раненых солдат Тайра. На свежевыпавшем снеге, который им не удалось затоптать во время битвы, алели кровяные потеки. Свет яркого, но по-зимнему холодного солнца нещадно резал глаза и искрился, отражаясь от белой глади земли.

Опустившись на колени и придерживая рукоять катаны культей, Такеши принялся очищать снегом лезвие от крови, пока та не засохла. Если медлить с этим, металл со временем начнет портиться.

— Господин?!

Он посмотрел на взволнованного Яшамару, который стремительно шагал к нему, вот-вот готовясь сорваться на бег. Встретившись с ним взглядом, мужчина осекся, замедлился и склонил голову.

— Прошу прощения, Такеши-сама.

Минамото хмыкнул и вернулся к прерванному занятию. Яшамару, очевидно, решил, что он ранен, вот и мчался к нему едва ли не через все поле, на котором развернулась короткая, ожесточенная битва.

В эту вылазку Такеши впервые взял Мамору, и Яшамару буквально разрывался между своим господином и сыном. Но первым кинулся к Такеши, потому что долг перед ним был намного выше долга отца.

А мальчишка оказался хорош. Минамото велел ему держаться себя, и во время битвы тот постоянно был у него на глазах. И, подобно отцу, все норовил стать на пути солдат, что стремились к Такеши.

— Мы закончили, Такеши-сама, — со спины к нему подошел один из воинов. — Живых не осталось.

— Хорошо. Отрубите головы и выкиньте вблизи какой-нибудь деревни Тайра, — он насухо протер лезвие краем своих хакама и выпрямился.

Война затягивалась. То, о чем говорил отец год назад, и то, чего они так не хотели допустить, случилось. Они сражались уже почти одиннадцать месяцев, и наступление зимы не предполагало быстрой развязки. Их противостояние превратилось в позиционную войну, когда они пассивно оборонялись, время от времени совершая быстрые вылазки, и ни у одной из сторон не было достаточно ресурсов, чтобы прорвать оборону другой.

Такеши ненавидел такой расклад сил, и потому гораздо чаще, чем требовалось, собирал своих людей, чтобы уколоть Тайра, разбить какой-нибудь малочисленный, оторвавшийся от основных сил отряд.

Нарамаро говорил, что так он мстит за свой плен. Но Такеши не был с ним согласен. Он ненавидел ждать и никогда не умел. И неделями стоять на одном месте ненавидел также.

Они увязли, самое меньшее, до весны. А, может, и дольше, если сохранится текущий расклад сил. Им отчаянно были нужны союзники, но во всей стране не осталось значимых кланов, которые еще не были бы втянуты в эту войну. Кроме клана Асакура, но их нейтралитет никому не удавалось сломить уже сотню лет.

Такеши шагал по снежному полю их битвы, и зимний ветер трепал полы его куртки. Он не чувствовал холода, пока бился — кровь кипела в нем с прежней ожесточенной яростью, которую он не потерял во время плена. И хотя открытый, бескрайний простор все еще вызвал у него беспокойство, он научился подавлять его прежде, чем кто-то заметит. И уже несколько недель не позволял себе вздрагивать, если кто-то внезапно его касался. Но уродливые шрамы на груди и обрубок отзывались на изменения погоды тупой, ноющей болью, и в такие минуты Такеши напоминал себе дряхлого старика.

В нескольких сяку от него Яшамару ощупывал сына на предмет ранений. Со своего места Такеши разглядел и бледность мальчишки, и дрожащие руки. Ничего. После первого сражения так бывало почти у всех. Сколько бы тебя ни тренировали, сколько бы ни учили убивать — в настоящей битве многое оказывалось совсем не так. Но Мамору не испугался, не застыл в неподвижности, не наделал глупостей, чем заслужил короткий одобрительный кивок Такеши.

Минамото засвистел, подзывая Молниеносного, но не стал его седлать, взял под уздцы и повел за собой по снегу. Солдаты потянулись ему вслед: десяток прекрасно обученных и натренированных воинов, которых отбирал он сам.

— Надвигается буря, — Яшамару, догнав его, держался на полшага позади.