Жена самурая - Виктория Богачева

Рассмотрев пятна на татами, Наоми подняла на мужа спокойный взгляд. Она слишком давно была замужем, чтобы удивляться или, того хуже, пугаться крови Такеши. Но в тот момент все же испытывала некое замешательство — стояла глубокая ночь, и ее муж не отлучался из поместья, и где же он мог поранить руку в столь поздний час?

Такеши же был удивлен гораздо сильнее. Он не ожидал увидеть Наоми здесь. Он никого не ожидал увидеть посреди ночи в спальне, когда он боролся с последствиями вспышки гнева. Он очень хорошо помнил ее утреннюю истерику и потому сейчас смотрел на жену с едва уловимым опасением. Такеши надеялся, что она пришла к нему ночью не для того, чтобы вновь обвинять во всем, что происходило в последние годы.

Только не сегодня.

Только не теперь, когда он осознал, что действительно во всем виноват.

И он не мог смотреть ей в глаза, он понял это лишь сейчас. Его взгляд скользил по ее утомленному лицу и одежде, по распущенным волосам, но всячески избегал глаз.

— Что случилось? — Наоми шагнула вперед и покачнулась, но не остановилась из чистого упрямства. Вытянув руку, она указала на его окровавленную кисть.

Чувствуя себя мальчишкой, Такеши боролся с желанием спрятать ладонь за спину и ответить, что не случилось ничего.

А что ему еще оставалось сказать?

Тебя травили все годы, что ты жила в моем поместье, под моей защитой, и я узнал об этом лишь сегодня благодаря Рю-саме. Ты теряла детей, потому что тебя травили, и это продолжилось бы до твоей смерти, не вмешайся Рю-сама. Я не знаю, кто тебя травил, но этот человек уже долгие годы живет в моем поместье, и я это упустил. Все годы, когда ты ненавидела меня и себя, когда ты страдала, когда терпела шепотки за спиной, презрение, жалость — все они из-за моего попустительства. А узнав об этом, я раздавил в руке чашку.

Он никогда не расскажет ей правды, понял Такеши в ту ночь, смотря на свою жену и одновременно не смотря ей в глаза. Никогда не расскажет о том, что ее травили.

— У тебя и губы в крови, — заметила Наоми, ничуть не смущенная его молчанием. К нему она уже давно привыкла. Она нахмурилась скорее от растерянности, нежели от недовольства, когда взяла руку не сопротивлявшегося Такеши и увидела на ладони рваную рану, из краев которой торчали мелкие осколки.

— Ты разве не должна отдыхать? — невпопад отозвался Такеши.

— Кажется, я проснулась от голода.

Наоми захотелось хихикнуть. Не рассмеяться, не ухмыльнуться — именно хихикнуть, словно девчонка. Их нелепый, несвязный разговор напомнил ей разговоры между ними годы назад, когда они не знали друг друга и не знали, о чем могут друг с другом говорить. Когда нестройная беседа перемежалась несвязанными высказываниями на посторонние темы.

Тяжелое время. Но спустя годы Наоми ощущала тепло, вспоминая те недели. Хотя они и дались ей непросто. Но в поместье Минамото ей редко что-либо давалось «просто».

Она задумалась, а потому не увидела, как дернулся Такеши, как напрягся и свел плечи, будто готовясь отразить удар. Когда Наоми вновь на него посмотрела, он успел расслабиться и взял себя в руки.

Она окинула беглым взглядом разбросанные на татами бинты и пятна от воды, что выплеснулась из мисок, пока Такеши пытался, орудуя зубами и культей, остановить кровь и перевязать рану.

— Дай мне посмотреть, — она почувствовала усталость и опустилась на татами, потянув следом Такеши. И обожгла его недоверчивым взглядом, когда он беспрекословно и безмолвно подчинился.

Она вытащила из раны все осколки и промыла ее водой, смешанной с настоем обеззараживающих трав, и крепко перетянула ладонь чистыми бинтами. Порезы оказались недлинными, но глубокими, и они задели множество сосудов, оттого и кровь долго не унималась.

— Спасибо, — сказал Такеши, когда она закончила.