Нелепость положения старшего сына старика Дайго и наследника Асакура давно уже перестала быть поводом для обсуждения. О том, как не повезло главе Асакура, говорили пару десятилетий, и вот в последние годы пересуды, казалось, умолкли. Но стоило войне закончиться, а людям — вернуться к привычной жизни, как разговоры вспыхнули с новой силой. Тем более что встречи между представителями разных кланов — не без вмешательства Нарамаро — участились, и каждая из них давала новый повод для кривотолков.

Неудивительно, что старик так старался добиться как можно больше власти и влияния. Ведь он знал, на кого оставляет свой клан; кто возглавит его после его смерти. Такеши вспомнил глаза Дайго-сана перед тем, как тот умер. Ненависть и страх смешались в его взгляде, и Такеши смотрел на старика, пока тот не перестал дергаться и не затих в его хватке.

Асакура мог бы жить, думал Такеши. Если бы он довольствовался тем, что уже заполучил: его дочь, половину клана Токугава, земли и деньги, торговые пошлины и дороги, власть, признание. Если бы он вовремя остановился, унял свою жадность и гордыню, старик мог бы жить. Он уже надломил клан Минамото. Тогда, во время войны, у Такеши не было выбора, и он согласился на все, что предложил старик, полностью принял его условия. Усмирил свою гордыню. Несмотря на опасность, которой подверглась Наоми, несмотря на затеянную стариком интригу, на столкновение его лбом с Тайра, Такеши все же заключил с Асакура союз. Потому что так было нужно для выживания клана.

И спустя годы Такеши во второй раз уступил Дайго-сану. Отдал ему оставшуюся часть клана Токугава, убил по его приказу… Потому что вновь так было нужно для выживания Минамото. Но старику этого было мало. Он никак не мог вдоволь напиться своей властью, насытиться влиянием; он хотел большего. Такеши размышлял порой: была ли в этом его вина? Два раза он позволил старику заставить себя принять его условия. Практически безоговорочно. Мог ли тем самым он подтолкнуть Дайго-сана к мысли о невероятной вседозволенности? К мысли, что он может заставить Такеши сделать что угодно?

Никто этого не узнает. Старик мертв, и его мотивы сгорят вместе с ним в пламени погребального костра.

Ну и кто теперь выиграл войну, старик?

Нарамаро продолжал говорить что-то, смотря на сына Дайго-сана, но Такеши его не слушал, думая о своем. На лицах собравшихся мужчин он не видел сожаления; было бы странно, будь иначе. Старика многие не любили. Даже если его смерть вызвала подозрения, найдется с дюжину людей, кого можно в ней обвинить. И Такеши был уверен, что он стоит в самом низу списка, если вообще его в него внесут. Он никогда не конфликтовал со стариком Асакура открыто, и всего лишь несколько человек знали, как старик выкрутил ему руки своим последним предложением условий брачного договора Хоши. Такеши сомневался, что Дайго-сан кого-либо посвятил в детали убийства советника Хиаши-сана, и уж точно не рассказал об этом своему сыну.

Когда официальная часть закончилась, и Сёгун отпустил глав кланов, Такеши по его просьбе остался. Устав от бесконечной беседы за столом, он отошел к седзи, чтобы понаблюдать за мальчишками, которым дозволили побегать среди деревьев. Здесь же его и настиг Сёгун — не менее уставший, как с определённой долей злорадства отметил для себя Такеши.

Показавшееся после полудня из-за облаков солнце пригревало совсем по-летнему, но доносящийся от залива Кагами ветер дарил свежесть и прохладу. Призрачный мир царил в стране вот уже который год, и дети, не заставшие или не помнившие последнюю войну, беззаботно играли и не оглядывались на клановую принадлежность.

— Что думаешь? — кашлянув, спросил Нарамаро.

— О чем?

Конечно, он прекрасно знал, о чем спрашивает Сёгун и его друг. Но Такеши не хотел показывать, что смерть старика занимала все его мысли.

— О Дайго-сане.