Жена самурая - Виктория Богачева

— Ее никто не видел, госпожа, — произнесла помощница повара, не утрудив себя повернуться и продолжив стоять к ней спиной.

— Передайте ей, что я ее искала, — велела Наоми, не питая особой надежды, что ее просьба — не приказ даже! — будет исполнена.

Она направилась вглубь коридора, пальцами массируя виски. В поместье Токугава слуги хотя бы ее уважали и, как могли, стремились помочь, видя несправедливое обращение отца и мачехи. Здесь же они не считали нужным смотреть на нее, отвечая на вопросы. И сколько пренебрежения вкладывали в одно лишь слово «госпожа»!

Войдя в спальню, она замерла в дверях, разглядывая развешенные на специальных подставках кимоно.

Свадебная церемония должна состояться через несколько дней, и Наоми сегодня впервые увидела свои праздничные одежды. Она знала, что мастерицы последнюю неделю трудились днем и ночью, чтобы успеть к назначенному времени. И их творения вышли истинно прекрасными.

Два кимоно из тончайшего шелка — белое для самой церемонии и черное для праздничной трапезы, сотканные и расписанные вручную, с узорами золотой и серебряной нитью и вышитыми веерами Минамото.

Наоми улыбнулась, проведя ладошкой по гладкой ткани. Черная краска была невероятно дорогой и редкой, и кимоно, которое ей предстоит надеть лишь раз и которое увидят ничтожно мало людей, по своей стоимости могло быть сравнимо со стоимостью небольшого поместья. Но Минамото на него не поскупился.

Белое кимоно надевали на свадьбу девушки из самурайских семей, и оно должно символизировать их чистоту и невинность.

Кимоно же красного цвета, которого Наоми в спальне не увидела, полагалась для дочерей богатых, зажиточных купцов. Такое ей подходило больше, ведь ее отец не был самураем, а она сама не была больше невинной.

Минамото решил иначе.

На обоих кимоно были вышиты журавли и цветки сливы, как символы долголетия, стойкости и счастья в браке. Последнее заставило Наоми улыбнуться.

Она взглянула еще на мару-оби — жесткий, парчовый пояс для особо торжественных случаев. Она никогда не видела его прежде: в клане Токугава таких оби не было, как не было и средств на их покупку.

Наоми освежила лицо прохладной водой из кувшина и опустилась за низкий столик, приготовив кисти и пудру. Водя кисточкой по лицу, Наоми скользила взглядом по комнате, что приобрела гораздо более жилой вид со дня ее появления в поместье. Возле футона лежало несколько трактатов, которые она пыталась читать, и клочки бумаги, на которых она делала пометки; из встроенного в стену шкафа с одеждой выглядывала лента простенького пояса, а у окна появился второй столик с ее пудрой и набором для каллиграфии.

И с каждым днем женских вещей в спальне становилось все больше: то забытая расческа, то нитка бусинок, то гребень для прически.

«Интересно, доволен ли Минамото подобным соседством?»

Наоми отложила в сторону кисть и вышла в коридор, направляясь к крыльцу. Во дворе в очередной раз подметали дорожки слуги, и поблизости стояли два незнакомых ей солдата, шепчась о чем-то со служанкой.

— Есть ли новости, к какому часу прибудут гости из Эдо?

Мужчины и девушка повернулись к ней, мазнув равнодушными взглядами, и промолчали. А через секунду раздался их негромкий смех, заставивший Наоми вздрогнуть.

— Я спросила, к какому часу ожидают гостей? — как же часто ей приходилось повторять здесь свои вопросы!

— Отчего вы не отвечаете Наоми-сан? — вышедший из-за угла Кацуо требовательно и недовольно взглянул на солдат. — Мичи? Хиро? Я задал вопрос.

— Мы просто не слышали, Кацуо-сан, — поспешно произнес один из них. — Простите нас.

— Не слышали? Тогда отчего услышал я? И оба вопроса госпожи, и ваш смех?

— Что здесь происходит? — Минамото медленно спускался к ним по ступеням невысокого крыльца.