Это всё из-за тебя - Анна Никитина

Пузырики шампанского щекочут рецепторы. Нежный букет расслабляет и дарит какое-то умиротворение. Мы разговариваем. Целуемся. Танцуем. Наслаждаемся друг другом. Упиваемся насколько можно. И насколько у нас есть время для двоих. Не знаю, рассказала ли мама отцу, что я сбежала, и не нагрянут ли они сюда… Я не уверена в этом. Но о том, что отец очнулся, сестра поставила в известность еще по дороге.

Полина Бурцева: С отцом все нормально. От госпитализации отказался.

Полина Бурцева: Мама ещё злится. Папа с ней не разговаривает.

Полина Бурцева: Он заперся с Костей и его отцом в кабинете.

К моменту, когда шампанское начинает кружить нас двоих, в доме становится жарко. И мы раздеваемся. Остаемся голыми друг перед другом. Словно переходим красную черту для двоих. Томление и возбужденность уже присутствует в воздухе. Химические рецепторы усиленные. Мы осторожничаем. Изучаем. Впервые такие друг другу открываемся. Целуемся поистине долго, мучительно сладко и страстно. Кирилл нежен и осторожен. Узоры выводит по телу, по щеке, шее, вниз по позвоночнику до ягодиц. Слегка сжимает и поглаживает. Томление внутри вспыхивает с новой силой, и я обмякаю. Если бы не сильные руки Кира, упала бы давно.

Мы словно танго танцуем, свойственное только нам. Переплетаемся таким образом, что на языке наших тел только можно понять. Но нам это нравится. Нравится замыленный горящий взгляд. Его желание. И вот эта самая откровенная похоть, которая уже не пугает. Я даже не стыжусь своего вида. Не стыжусь того, что через стеклянные двери я предстаю в таком виде. Покачиваясь вместе, спиной к нему поворачиваюсь. Своими ягодицами его эрекцию ощущаю. Отражаемся в зеркальной поверхности вместе. Голые. Окрылённые. Страстные. Уязвимые. Обнаженные душами.

— Красивая… Блять, какая же ты красивая! — проводит от шеи до грудной клетки, обводит ореолу груди своими пальцами. Нежно поглаживает грудь, теребит сосочек. Я задыхаюсь. Внизу всполохи моей плоти пульсируют и намокают по складочкам. Сжимает грудь. Второй рукой держит под грудью. Опускается ниже к животу. Поглаживает. Обводит. Выписывает узоры. Ниже к лобку спускается. Задевает своими пальцами жесткие маленькие волоски.

— Ммм… — нежусь в его прикосновениях, которые заставляют содрогаться и пульсировать внизу, а тело пронизывать истомой. Хочется, чтобы уже продолжал и не останавливался. Прямо на этом ковре. Прямо перед этим камином. Благо, хоть стол отодвинули и его не заденем. Не хочется еще и перед его родителями краснеть.

— Я хочу… Хочу тебе принадлежать всецело. — говорю откровенно, когда встречаемся взглядами в отражении стекла.

— Ты уверена, что готова? — осторожно спрашивает. — Не хочу, чтобы из-за ситуации с родителями шла на это. Назло им.

— Нет, — машу головой. — Я давно это решила. И родители тут не причем. — сглатываю, но контакта не теряю. — Хочу быть твоей. — и сама поворачиваюсь к нему и накрываю его губы. Движусь рукой по его шее. Прочесываю затылок, волосы. Очерчиваю скулы, шею. Поглаживаю большим пальцем пульсирующую жилку и вниз, вдоль тела. По кубикам пресса к волоскам и его члену. Большому. Нежному, Пульсирующему. В нем скапливается всё. Эндорфинная смесь жизни и будущего. Смесь любви, страсти, похоти и удовольствия. Такого бешеного желания. Сжимаю колечко моей руки вокруг его плоти и двигаюсь вверх и вниз.

— Блять… — натужно выдыхает. — Прости, ладно? Знаю, что для тебя слишком, — киваю. Сцепляемся языками.

— Тоже хочу полностью быть твоим. — выдыхает в губы. — Блять. — ругается на эмоциях, которые колошматят на двоих. Нервничаем оба. Трясемся, как в УАЗике по грунтовой дороге. Так же нас расплющивает.

— Итак твой… Твой. — выдыхает с придыханием.

— Твоя, — отзываюсь созвучно, когда оказываюсь спиной на белом ворсистом ковре перед жарким пламенем камина. И накрытая телом Сомова, не менее меньшего по температуре.