Обвиняемый - Рин Шер

Складка между ее бровями становится глубже, а нижняя губа опускается еще ниже. Дерьмо. Мне бы не хотелось, чтобы это прозвучало так, будто она была недостаточно важной персоной, чтобы я мог пропустить рыбалку.

Мы сделали так, что следующие две недели мы с Кэмпбеллом будем кататься на лодке по утрам, чтобы нам не пришлось лгать о том, почему мне не разрешили ходить в школу.

Я ненавижу, что не могу пойти с ней этим утром. Держать ее за руку, пока мы ищем ее парту. Наблюдать, как она заводит одного-двух новых друзей.

Но знание того, что через две недели меня, наконец, вычеркнут из этого гребаного списка насильников, что ж, это то, что поддерживает меня, и это заставляет меня тянуться вперед, чтобы пощекотать мою маленькую девочку, вызвав у нее еще несколько смешков и перевернув ее хмурое выражение лица с ног на голову.

— Папа! — Когда улыбка снова начинает спадать, я прибегаю к другой тактике.

— Дядя Кэмпбелл каждое утро проводит за рулем час, и если я заставлю его ждать еще немного, он станет большим занудой. — У меня нет проблем с тем, чтобы бросить Кэмпбелла под колеса автобуса. Она любит его почти так же сильно, как любит меня, и в ее глазах он не может сделать ничего плохого.

Конечно, это работает, и она кивает.

— Мама собирается сделать для меня много-много фотографий.

— Может быть, я даже смогу включить ФейсТайм, — добавляет Реми. — Тогда все будет так, как будто он прямо там.

— Да!

— Тогда, может быть, после школы мы сможем поесть мороженого на пляже и поискать красивые ракушки, — говорю я, дергая за кончик одной косички.

Ее глаза широко раскрываются от волнения, и она бросается ко мне, чтобы обнять.

— Сегодня будет самый лучший день. — Она прижимается ко мне еще теснее. — Я люблю тебя, папочка.

И вот так просто все снова становится хорошо.

Боже, эти две женщины точно знают, как растопить меня изнутри. Я закрываю глаза, прижимая ее маленькое тельце к своему.

За эти годы было много трудных времен, но я не могу отрицать, что было и много хорошего.

А потом были времена, много лет назад, когда мы вернулись в наш старый город вскоре после того, как меня выписали из больницы, чтобы я мог заняться своим домом, и Джолин появилась у моей двери, подошла ко мне и упала в мои объятия, плача и умоляя о прощении.

После нескольких долгих, напряженных мгновений с моей стороны я сказал ей, что прощаю ее. Но я не думаю, что она простила себя так же быстро.

— Я тоже люблю тебя, Поппи.

Со временем я пришел к пониманию, что, когда мы страдаем от боли и чего-то плохого, нам нужно сохранить часть этого при себе, чтобы, когда придет хорошее, мы распознали его таким, какое оно есть, и по-настоящему оценили. Мы будем беречь его и лелеять.

Снова открыв глаза, я вижу, что Реми прислонилась к дверному косяку ванной и наблюдает за нами, вытирая очередную слезу. И теперь я действительно думаю и надеюсь, что она снова беременна. В последнее время она определенно стала более эмоциональной.

Я задерживаю ее взгляд поверх макушки Поппи, которая прислоняется к моей груди, и через мгновение этот счастливый момент прерывается, когда снаружи раздается сигнал клаксона.

Поппи в мгновение ока соскакивает с меня и устремляется к двери. — Дядя Кэмпбелл здесь! — А потом она убегает.

Качая головой, я встаю с кровати и подхожу к Реми. — Если бы я не знал, что он подкупает ее конфетами, я бы приревновал.

Тихий смешок, который она издает, полон веселья, когда я заключаю ее в свои объятия. — К тому же, ты очень хорошо знаешь, что ты ее любимчик… и мой.

— Я знаю это. — Уткнувшись носом в ее шею, я улыбаюсь, касаясь ее кожи. — И вы тоже мои любимые. Мои самые лучшие.

— Мм, — промычала Реми. — Значит, ты все еще не думаешь, что я помешанная, заполняющая пространство в твоей жизни? — Спрашивает она, имея в виду один из наших самых ранних разговоров много лет назад. Я слышу улыбку в ее голосе.