Это суровое напоминание о том, почему мне не следует связываться с Реми. Я не должен был тащить ее в эту гребаную адскую дыру, чтобы с ней обращались так же.

Я оглядываю окрестности, чтобы увидеть, кто еще является свидетелем моей деградации и наслаждается ею. Но единственный человек рядом — рыжеволосая, и она смотрит в сторону, теребя нитку, свисающую с ее топа.

Поворачиваясь обратно к Джолин и ее злобному взгляду, я вижу, что она не собирается позволять мне купить молоко и хлеб. Как я уже говорил, она предпочла бы смотреть, как я умираю с голоду.

Спокойно засовывая бумажник обратно в задний карман, я поворачиваюсь, чтобы уйти, и покидаю магазин с пустыми руками. Уходя, я слышу, как рыжеволосая говорит веселым голосом. — Вообще-то мне нужно было немного молока и хлеба. Я возьму это, Джолин. Спасибо!

Добравшись до своего грузовика, я хватаюсь обеими руками за дверцу, набираю полные легкие воздуха и пытаюсь побороть внезапное желание выбить стекло.

— Джейкоб, — раздается тихий, неуверенный голос рядом со мной. Я поворачиваюсь налево и вижу, что рыжеволосая стоит там, переминаясь с ноги на ногу. Затем, бросив быстрый взгляд через плечо, она поднимает руку и говорит. — Вот.

В ее маленьких пальчиках зажато то, что, как я предполагаю, является тем самым пакетом с хлебом и молоком, который я только что пытался купить. Когда я не делаю попытки забрать их у нее, она встряхивает пакет.

— Возьми это, пожалуйста.

Мне бы хотелось сказать, что я очень ценю ее щедрость.

Что ее по-доброму звучащий голос и робкая улыбка на лице — долгожданная перемена.

Что это заставляет меня чувствовать себя лучше.

Но сейчас я измучен и полон подозрений. Это пронизывает мою кровь и течет по моим венам.

Потребовалось некоторое время, чтобы поверить Реми. И даже сейчас я ненавижу тот факт, что в глубине моего сознания все еще есть крошечная частичка, которая думает, что она может отвернуться от меня. Это едва ощущается, как легчайшее прикосновение перышка, щекочущего в глубине моего сознания. Но, тем не менее, это ощущение есть, несмотря на мои чувства к ней.

Эту девушку, стоящую передо мной, я ни в малейшей степени не знаю, и поэтому я ей совсем не доверяю.

Желая заставить ее поторопиться и уйти, я забираю у нее пакет, не говоря ни слова. Я не уверен, что камеры попадают в эту часть парковки, так что чем дольше мы здесь стоим, тем сильнее напрягаются мои плечи.

Она еще раз оглядывается через плечо, возможно, чтобы проверить, не наблюдает ли кто-нибудь за ней.

Может быть, они стоят в тени, ожидая ее сигнала.

Неужели именно сейчас она сделает свой ход, каким бы он ни был?

Но, нет. Все, что она делает — это слегка машет рукой.

— Спокойной ночи, Джейкоб.

Я стою на том же месте, глядя ей вслед еще десять секунд после того, как она уходит, прежде чем сесть в свой грузовик и отправиться домой. Я понятия не имею, что думать о том, что только что произошло.

Как только я оказываюсь дома, я разжигаю огонь и сажусь лицом к бескрайнему океану. Без Реми я чувствую себя чертовски потерянным и не знаю, что с собой делать. Я даже не знаю, когда она вернется.

Мне следовало бы снова привыкнуть к этому дерьму. Но привыкает ли пустыня когда-нибудь к тому, что в ней нет дождя, или она просто справляется с этим, потому что должна? Потому что я чувствую себя так, словно был пустыней, годами переживавшей засуху, изголодавшейся по человеческому общению и привязанности, бесплодной, а потом на меня, наконец, обрушился ливень.

Я снова наполнился жизнью, но я знаю, что мне снова придется столкнуться с засухой.

Ей не место в этой жизни.

Она слишком добрая.

Слишком яркая.

Она была не просто дождем. Она также была радугой после шторма. Эти яркие, обнадеживающие цвета указывают на то, что худшее позади. Хотя я не знаю, так ли это на самом деле.