Игра в имитацию - Мила Гусева

— Они… насилуют вас? — и хотя ответ кажется предельно очевидным, она не может не задать этот вопрос. Слишком уж леденящей и жуткой выглядит подобная перспектива. Не то чтобы Аддамс питала фальшивые иллюзии в отношении парочки безумных маньяков, но от осознания, что ей тоже предстоит пройти через подобный кошмар наяву, сердце предательски сжимается вопреки всем законам анатомии.

— Лучше бы так, — девушка грустно улыбается, становясь в этот момент ужасно похожей на старшего брата. — Это лаборатория.

Oh merda, что?

Уэнсдэй чувствует, как всё внутри обрывается и ухает вниз с километровой высоты — если до этого момента у неё ещё оставалась тень сомнений в профессионализме похитителей, то теперь хрупкие надежды разлетаются на мелкие осколки. Они не дилетанты. И даже не классические маньяки, которые испытывают извращённое удовольствие, удерживая людей против воли. У них есть конкретная цель, наверняка возведённая воспалённым коллективным разумом в ранг высшего блага или какой-то схожей невразумительной ереси.

Но уточнить подробности она не успевает.

Из полумрака длинного коридора доносится громкий скрип открываемой двери, а следом — звук неторопливых тяжёлых шагов.

Все мышцы инстинктивно напрягаются, мощный выброс адреналина разгоняет пульс выше сотни, и Аддамс с удвоенным усердием возобновляет попытки избавиться от наручников. Хоть и понимает, что это заведомо бесполезная затея. Но сидеть сложа руки в ожидании неизвестности слишком невыносимо.

Однако жгучее любопытство подстёгивает её на секунду обернуться через плечо.

По ту сторону решётки стоит невысокая, но очень грузная женщина в бесформенном джинсовом комбинезоне, клетчатой рубашке поверх него и абсолютно идиотских круглых очках. Уэнсдэй стопроцентно уверена, что никогда не встречала её прежде, но грубоватые крупные черты лица по необъяснимым причинам кажутся ей смутно знакомыми.

Впрочем, наплевать.

Кем бы ни была эта женщина, ничего хорошего ожидать от неё не приходится.

Поэтому Аддамс поспешно отводит взгляд и возвращается к прежнему занятию — измученное запястье неприятно ноет, раскрасневшаяся кожа буквально горит огнём от трения о твёрдый металл, а проклятые наручники всё никак не поддаются.

Скверно, чертовски скверно.

— Можешь не стараться, пташка. Ничего не выйдет, — психопатка издевательски ухмыляется, наблюдая за бесплодными попытками сбросить оковы. — Даже если освободишься, над нами три метра земли, а вокруг на многие километры — ни души.

— Отлично. Значит, мне не придётся копать для тебя могилу, — едко огрызается Уэнсдэй, наградив женщину самым уничижительным взглядом, на который только способна.

Предательский липкий страх сковывает сердце толстой коркой льда — но она ни за что на свете не позволит этой мерзкой жирной дряни насладиться её слабостью.

Простейшее правило выживания из животного мира. Если дикий зверь учует запах твоего страха, он непременно нападёт. Нельзя поддаваться панике, нельзя терять самообладание, нельзя сдаваться.

Вопреки ожиданиям, женщина даже не пытается предотвратить попытки Аддамс освободиться — просто продолжает стоять на одном месте в паре шагов от толстых прутьев клетки, слегка склонив голову набок и внимательно наблюдая за её действиями. Словно учёный, проводящий эксперимент, за сколько минут подопытная лабораторная мышь сумеет отыскать выход из лабиринта. Уэнсдэй с невольной опаской косится на неё через плечо. Неизвестная женщина по-прежнему кажется ей смутно знакомой — и это чертовски странно.

А пару минут спустя из темноты коридора, ведущего в неизвестность, снова доносится лязг проржавевших дверных шарниров.