Игра в имитацию - Мила Гусева

Оставив одежду на краю койки, он возвращается к дивану и усаживается, вальяжно вытянув длинные ноги. Но глаза не отводит, пристально наблюдая за её торопливыми сборами — под цепким взглядом Аддамс невольно начинает ощущать небольшую нервозность. Бюстгальтера в зоне видимости не обнаруживается, поэтому она поспешно натягивает колючий вязаный свитер прямо на голое тело и быстро застёгивает молнию на джинсах. Не особо понимая, как полагается прощаться в настолько нестандартной ситуации, она молча кивает и направляется к двери.

— Уэнсдэй, подожди.

Oh merda, ну что ещё?

Ей дискомфортно и до крайности странно. Чертовски хочется поскорее уйти, но Торп поднимается с дивана и приближается к ней. Запускает руку в карман пижамных штанов и выуживает оттуда тонкий кожаный браслет с подвеской в виде египетского коптского креста.

— Возьми это, — не дожидаясь ответа, он тянется к запястью Уэнсдэй и защёлкивает на нём застёжку браслета. Она вопросительно изгибает бровь, переводя непонимающий взгляд с маленького серебряного украшения на непроницаемое лицо Ксавье. — Это символ вечной жизни и защитный талисман. Он не мой. Это из вещдоков по делу Клеманс.

— Даришь мне браслет пропавшей сестры? — вслух это звучит ещё более бредово. Как и вера профессора в силу талисманов. — Зачем?

— Не нужно везде искать глубинный смысл, — Торп усмехается со своей привычной снисходительностью, но секундой позже подносит её руку к губам и запечатлевает на мертвенно бледных костяшках короткий поцелуй. — Если строить слишком много логических цепочек, рискуешь пойти по неверному пути. Я просто хочу, чтобы он был у тебя. Хотя бы в честь дня рождения.

Откуда он вообще знает?

Наплевать. Это некритично.

Аддамс кивает в знак согласия и снова решительно оборачивается в сторону выхода — благо, Торп больше её не останавливает.

Оказавшись в прохладном больничном коридоре, она наконец возвращается в перманентное бесстрастное состояние.

Но не полностью — сердце всё равно лихорадочно колотится в грудной клетке, а противная липкость между бёдер не позволяет игнорировать навязчивые мысли о произошедшем.

Вот только Уэнсдэй абсолютно не понимает, что будет дальше. Что значили его странные реплики? Кто они теперь друг другу? Как ей себя вести? Стоит ли прийти сюда завтра или в какой-то другой день?

Вопросов гораздо больше, чем ответов, и это изрядно сбивает с толку. С Джоэлем всё получилось само по себе, она не прилагала никаких усилий для развития отношений, первое время действовал только он. Но теперь всё обстоит иначе, и Аддамс не имеет никакого представления, как распутать этот клубок.

Полностью погрузившись в водоворот напряжённых размышлений, она незаметно преодолевает все лестничные пролёты и возвращается в приёмное отделение. Здесь по-прежнему настолько многолюдно, что никто даже не смотрит в её сторону — оказывается, со спектакля Энид прошло совсем немного времени, даже солнце не успело полностью опуститься за горизонт. Зато по внутренним ощущениям минула целая вечность.

Кстати, об Энид.

Блондинки нигде не видно, и Уэнсдэй решает набрать её номер — но телефон не отзывается на нажатие кнопки блокировки. На чёрном экране на пару секунд появляется индикатор разряженного аккумулятора, а потом дисплей полностью гаснет. Очевидно, связаться с соседкой или вызвать такси не получится.

От Массачусетской клиники до университетского кампуса идти пешком не меньше часа, но это даже к лучшему — ей жизненно необходимо проветрить голову и хотя бы попытаться привести в порядок спутанные мысли.

Опавшие листья приятно хрустят под ногами, город утопает в мягких осенних сумерках, шумные улицы понемногу пустеют. Ночной Бостон нравится Аддамс гораздо больше дневного — после заката становится меньше людей, меньше давящего на барабанные перепонки монотонного гула, меньше бестолковой окружающей суеты.

Она никуда не торопится.