Игра в имитацию - Мила Гусева

Его руки скользят вдоль изгибов стройного тела, внимательно изучая каждый сантиметр словно в первый раз. Аддамс теряется в водовороте упоительных ощущений, вызванных почти невесомыми прикосновениями. Каждое нервное окончание наэлектризовано, каждая клеточка пылает в огне безудержного вожделения. Дыхание сбивается в ноль, сердечный ритм шкалит за сотню — никогда прежде чужие касания не вызывали в ней такого мощного фейерверка чувств. Кажется, ей нужно совсем немного, чтобы накрыло окончательно.

С искусанных в кровь вишнёвых губ поминутно срываются жалобные стоны, больше напоминающие жалкий скулёж. В другое время Уэнсдэй посчитала бы подобное поведение унизительным и недостойным, но только не теперь — только не тогда, когда разум буквально плавится от возбуждения.

Спустя несколько мучительно-упоительных мгновений проклятый профессор наконец прекращает изысканную пытку промедлением. Склоняется на ней, податливой и дрожащей, оставляет короткий поцелуй на выступающей косточке шейного позвонка — и одним резким движением проникает внутрь, погружаясь по самое основание. Твёрдый член скользит между тугими влажными мышцами, мимолётно задев скопление нервных окончаний на передней стенке, и от этого Аддамс словно прошибает ударом электрошокера. Она чувствует себя невероятно полной, растянутой до предела на напряжённом члене. Из горла против воли вырывается протяжный громкий стон.

Острота ощущений ошеломляет.

То ли всему виной длительное воздержание — вчерашний инцидент не в счёт, там не было и толики происходящего сейчас — то ли пресловутые чувства, отравившие разум без шанса на спасение. Неважно. Наплевать. Довольно сложно заниматься самоанализом, когда Торп движется внутри её изнывающего тела так глубоко и жадно. Он сразу берёт быстрый темп, раз за разом выбивающий у неё стоны и не оставляющий возможности продержаться подольше. При каждом грубом толчке раздаётся влажный пошлый звук.

Краем затуманенного сознания Уэнсдэй думает, что им стоило бы вести себя потише — недвусмысленный шум из незапертой палаты может привлечь внимание персонала.

Но сдерживаться трудно.

Практически невозможно.

Особенно тогда, когда сильная мужская рука скользит вниз по её впалому животу и останавливается между бёдер — пальцы Ксавье тут же нащупывают набухший клитор и принимаются ласкать чувствительное место плавными круговыми движениями. Он то замедляет, то ускоряет темп касаний, быстро доводя Аддамс до состояния полнейшего беспамятства. Желаемая разрядка уже совсем близко, но проклятый профессор нарочно оттягивает момент кульминации. Всё-таки он невыносимый мерзавец, и этого не отнять.

Не имея никаких сил ждать, она утыкается лбом в пропахшее лекарствами покрывало, переносит вес своего тела на левую руку, а правую опускает вниз и накрывает его широкую ладонь. Ощутимо сильно впивается заострёнными уголками ногтей, царапает костяшки пальцев и решительно надавливает на его руку, принуждая Торпа ускориться.

Кажется, он самодовольно усмехается.

Ничего страшного. Уэнсдэй непременно отомстит за всё происходящее — возможно, когда-нибудь позже, когда отступит почти болезненное желание получить оргазм.

Ритм несдержанных толчков меняется, становясь почти бьющим — амплитуда сокращается, скорость возрастает.

Липкая влага стекает по внутренней стороне бёдер, каждое проникновение отзывается в теле острым импульсом наслаждения, каждое прикосновение растекается по разгорячённой коже электрическим разрядом. Ей нестерпимо жарко и одуряюще хорошо. Настолько, что перед закрытыми глазами начинают вспыхивать цветные мушки. В какой-то момент Ксавье надавливает на изнывающий клитор особенно сильно, и это становится катализатором.