Игра в имитацию - Мила Гусева

— И где твой парень, ради которого ты пробралась в архив? — никак не унимается чертов профессор. Словно они на допросе в полицейском участке, а он задаёт вопросы и одновременно светит фонариком ей в лицо.

— Мы не сошлись характерами, — роняет Аддамс сквозь зубы. — Он слишком много болтал, когда следовало бы заткнуться.

Она тянется к бортовому компьютеру и включает музыку погромче, чтобы заглушить звуки жарких поцелуев с заднего сиденья и прекратить поток неуместных вопросов. Реквием Моцарта в исполнении симфонического оркестра звучит поистине громоподобно, и Торп недовольно морщится, театрально прикладывая пальцы к ушам. Едва заметно усмехнувшись, она прибавляет звук ещё на несколько делений.

— Очень изысканная пытка, Уэнс, — едва слышно бормочет Энид позади. — Но нельзя ли это выключить? Мы тут все оглохнем!

— Нельзя, — безапелляционным тоном отрезает Аддамс и круто выворачивает руль влево, выезжая на Паблик Элли.

По обе стороны ярко освещённой улицы высятся двухэтажные дома из красного кирпича — такие тошнотворно-идеальные и одинаковые, будто отпечатаны на ксероксе. Впрочем, иного она и не ожидала. Новый дружок Синклер явно принадлежит к категории элитарных снобов, которые устраивают ежегодное соревнование, чей газон зеленее и аккуратнее. Единственное, что отличает дома друг от друга — номерные таблички с витиеватыми цифрами.

Не без труда отыскав нужный адрес, Уэнсдэй резко сворачивает направо, слегка зацепив передним колесом низкую клумбу с яркими махровыми фиалками. У Петрополуса вырывается разочарованный вздох, различимый даже сквозь оглушительно гремящую музыку.

— Маму хватит удар, когда она вернётся из Нью-Йорка… — растерянно бормочет он и торопливо покидает салон вместе с Энид, намертво вцепившейся в его руку.

— Ты тоже в двадцать пять лет живёшь с родителями? — колко осведомляется Аддамс, слегка уменьшив громкость на бортовом компьютере и смерив Торпа прохладным бесстрастным взглядом.

— Мне двадцать восемь, — невозмутимо отзывается тот, проводив глазами слащавую парочку. — И нет, я живу один, если тебя по какой-то причине это интересует.

Недвусмысленный намёк в его ровном тоне заставляет Уэнсдэй раздражённо закатить глаза. Но это можно перетерпеть — зато теперь она точно знает, что не напорется на его домочадцев, когда решит организовать очередной взлом с проникновением.

Благо, остаток пути проходит в молчании.

Концерт симфонического оркестра подходит к концу, и Аддамс уже мысленно предвкушает, что сможет провести целую ночь за изучением материалов дела без назойливой трескотни соседки прямо под ухом.

Но её поджидает разочарование.

Дом под номером сорок девять на Юг-Рассел-Стрит — многоквартирная девятиэтажка, а вовсе не пафосный частный коттедж с идеальным газоном, который она успела нарисовать в своём воображении.

Oh merda.

Задача выяснить точный адрес профессора мгновенно и многократно осложняется.

Уэнсдэй сбрасывает скорость, лихорадочно пытаясь придумать за оставшиеся пару минут, каким образом узнать номер квартиры.

Взгляд угольных глаз падает на полупустую бутылку вишнёвого Маунтин Дью, оставленную Синклер в подстаканнике возле бардачка.

Что поделать, трудные времена требуют решительных мер.

Покосившись на Ксавье краем глаза — к счастью, он не смотрит на неё, целиком и полностью сосредоточив своё внимание на ярких огнях, медленно плывущих за боковым окном — Аддамс достаёт бутылку и откручивает крышку свободной рукой. Ещё раз убедившись, что взгляд профессора направлен в другую сторону, она делает небольшой глоток — а потом нарочно выливает большую часть ярко-малиновой газировки себе на джемпер.

— Вот черт… — шипит Уэнсдэй с наигранной досадой, брезгливо оттягивая мокрую липкую ткань в чёрно-белую клетку. — Это был мой любимый джемпер. Проклятье.