Не обещай - Фло Ренцен

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ Люмумба

Хоть спонтанное знакомство с мамой и не заладилось, но выходные проходят на удивление неплохо.

Во-первых, несмотря на то, что немцы прояривают, после матча Рик с хорошим настроением заходит ко мне на кухню и совершенно неожиданно принимается мне помогать. При этом выясняется, что играла не Херта, а Лейпциг («Ты че, Херта — в ЛЧ… да я б на радостях заранее нахерячился…»), и проиграли они не итальянцам, а англичанам. Бог с ними. Я до сих пор пребываю в некотором замешательстве и особо с ним не разговариваю. Его это не напрягает.

Во-вторых, ему нравится обед, который мы вместе с ним приготовили. Он даже спрашивает:

— Как это называется?

— Неправильный плов.

— По-моему, правильный.

— М-м, спасибо за комплимент. А ты ел правильный?

— Да. В «Самарканде».

Понятия не имею, хорошо ли его там готовят, в Кройцберге.

— Тогда приятно вдвойне, — замечаю только.

Затем вкратце объясняю, что меня связывает с Самаркандом — настоящим.

Забавно, но в Самарканде когда-то познакомились отец и мама. Родилась-училась-то мама в Ленинграде, а в Самарканд ездила на каникулы — «посмотреть» город.

— Мой папа родом из города Шахризабса. Это недалеко от Самарканда.

Рик слушает безэмоционально, но, как я теперь знаю, внимательно. А я рассказываю ему про то, что после войны, прежде чем перебраться в Шахризабс, дедушка строил Янгиабад, в котором потом добывали уран, а теперь местные приезжают зимой кататься на лыжах, как будто в узбекскую Швейцарию. Отмечаю, что неправильный плов от моих рассказов кажется только вкуснее — по-моему, в нас нормально его влезает.

Рассказываю дальше — как к моменту встречи с мамой папа уже учился на физмате в Ташкенте, как оказался в Самарканде «по личному делу» — приехал знакомиться с девушкой, которую ему прочили в невесты.

— И познакомился. С мамой. В одном автобусе ехали.

Рик, до этого евший молча, даже на мгновение поднимает на меня глаза — мол, я это серьезно?

Не знаю, каким образом их угораздило не растерять друг друга. Будучи в аспирантуре, папа «забрал» маму — молодого специалиста, педагога-«математичку» в солнечный Узбекистан. Потом свадьба и медовый месяц, которого не было. Потом — общежитие. Потом — я. Потом, через два года — Берлин. И пусть то, что они создали когда-то, спустя много лет развалилось в Берлине — зарождалось оно в Самарканде.

— Я с ним говорил, — спокойно сообщает Рик. — С твоим отцом. Он грамотный. Ты к нему не ездишь, потому что твоя мать против?

Не без огорчения подмечаю, что у него, по-видимому, успела сформироваться некая неприязнь по отношению к моей маме.

Но даже не это застает меня врасплох:

— Да… с чего ты взял, что не езжу?

— Мачеха не принимает?.. — чуть резче.

— Какая мачеха? — до меня и не сразу доходит, что он подразумевает Пину. — А-а… Да не-е, все нормально. Просто сложно сейчас… пандемия и все такое.

— М-гм-м. «Просто-сложно». Ты там была когда-нибудь?

— Где?

— В Узбекистане. После.

— Не-а. Не приходилось как-то. Я природу люблю.

Будто это взаимоисключаемо или будто в Узбекистане некрасивая природа.

Удивляюсь его расспросам. Сам он наглухо замалчивает собственное прошлое, как и всё, хоть сколько-нибудь связанное с его семьей. Мне хочется порасспросить о его детстве, но, по-моему, он и теперь не станет рассказывать.

Все же от моих излияний «обо мне» все в этот вечер делается необычайно теплым и уютным. Секс получается нежным и даже трогательным: его почему-то тянет на оральные ласки, миссионерские позы и долгие, сладостные поцелуи. В полусне отмечаю для себя, что, видимо, почаще нужно погружать его в мое прошлое. А ночью мне снится, что я либо где-то загораю, либо просто нахожусь не то в сауне, не то в духовке, не то еще в каком-то неимоверно жарком месте.

***