Не обещай - Фло Ренцен

Вот Рик, к примеру — ему тоже неслабо. Хоть его явно не учили в детстве, но… нет, Рик — это Рик, и я не удивляюсь, что на своих прокатных да без инструктажа гоняет он, как будто с четырех лет так умеет.

Со мной дела похуже. Инструктаж-не инструктаж, но… синяя горка — это синяя горка.

Е-мое, какой он, этот синий склон, крутой все-таки. Как беспилотно набираешь на нем скорость — повернуться не успеваешь. Е-мое, как неприятно падать — теперь это уже самые настоящие чудеса враскорячку.

И когда это я вчера намекала, будто, урожденная «узбечка» и «девушка с юга», имела возможность освоить скиинг? С чего он решил, что я сегодня на них стану?

Похоже, весь ЭфЭм становится свидетелем моих неуспехов, отчего особенно стремно.

Рик терпелив и не думает подкалывать или наезжать. Наоборот — преспокойно возится со мной, подсказывает, поощряет. Делится собственными навыками, только что приобретенными.

Обычно, когда мне что-то объясняют, я стараюсь внимательно выслушать и затем максимально точно повторить.

Не знаю, почему дела не клеятся сейчас. У меня не находится сил ни на благодарность, ни даже на самоиронию.

Больше всего меня грызет, что Рик так быстро научился, а я — нет. Наверно, он мог бы сегодня вообще хорошо продвинуться с нуля, если бы не я. От этой мысли мне становится объективно досадно, как если бы я была на его месте. В приступе паранойи мне начинает казаться, что он с сожалением смотрел вслед той пиарщице Нине и не прочь был бы сейчас оказаться рядом с ней.

Когда я окончательно выдыхаюсь и начинаю запарывать такую простейшую вещь, как выученный спуск «елочкой» — ноги, паразиты, разъезжаются, как угодно, только не гребаной елочкой — по моим щекам ползут злые, обиженные слезы.

— Езжай один, — отрезаю, когда он пытается помочь мне подняться. — Тебе ж скучно смотреть, как я тут долбаюсь.

— Да нет, — удивляется он. — На хер мне ехать, я и так уже умею. Я ж тебя сюда привез.

Сказано это спокойно, искренне и прямо. И тогда чувство благодарности, заваленное было под лавиной досадливой усталости, само-откапывается. Даром что минуту назад за сумасбродство его идеи — поездки сюда — я готова была сильно его наказать.

А он ведет меня передохнуть, организовывает из киоска поесть, чаю и даже глинтвейна и приговаривает:

— Ниче, научишься.

У него это звучит, как: «Куда денешься?..»

От его слов, еды и передыха я успокаиваюсь — дело, кстати, не последнее, если хочешь чему-либо научиться. Вообще-то, я мало чего боюсь, и это тоже мне помогает. Ну, и раньше спорт в виде спортивных танцев играл в моей не последнюю роль. Я еще пару раз падаю на голубом склоне, но мне почти плевать, что это больно, а вытаскивать из снега ноги в лыжах — стремно. В итоге я, пусть не гламурно, но «катаюсь», съезжаю с «синей» почти сама и даже заставляю Рика оставить меня на полчасика, чтобы самому съехать с «красной».

К концу короткого дня, еще не окрасившегося в крещенские сумерки, у меня везде ломит, сама я вспотевшая и мокрая от снега. Подозреваю, что у меня все тело вдобавок усеяно синяками и вмятинами разного размера. Рик — не знаю. Не видела, чтобы он хоть раз упал.

И все-таки чувствую я себя обалденно. Оказывается, когда попробуешь новые движения и перегрузки, то даже усталость и боль в мышцах способны приносить удовлетворение, а за взятие новых высот хочется себя вознаградить.

Как видно, того же мнения и команда ЭфЭм, вернее, та их часть, которая менее «лыж-спецы». Остальные, в том числе Франк, решили покататься подольше, чтоб дотемна и с фонарями на лыжне. А эти расположились всей компанией вокруг «стоячего» столика в каком-то сугробе возле лыжной забегаловки и там у них в полном разгаре апрэ-ски. Мы подключаемся, едим и пьем вместе с ними. Внутрь забегаловки не заходим — не пускают из-за пандемии, но после локдаунов и мы, и хозяева забегаловки рады, что можно хоть так.