Дыши - Кристен Эшли

Когда дерьмо полиции Карнэла полетело во все стороны, Цезарь незамедлительно подключился к делу. У него были связаны руки, пока Арни находился у власти, что ему не нравилось. Но он был достаточно умен, чтобы молчать об этом, защищая себя и свою семью от преследования, и делал все, что мог в Совете, а также в качестве городского советника и главы.

Поэтому, как только выдалась возможность, он приступил к зачистке. Открыто, честно, быстро, без волокиты и излишней болтовни. Цель состояла в том, чтобы сообщить городу, что буря миновала, и наступил рассвет нового дня. Чейз видел, что он погрузился в дело с головой, проводя бесчисленные часы за реорганизацией полицейского управления, поиском замены персонала, наймом и работой с консультантами, а также проведением городских собраний для сбора отзывов и информирования граждан.

Так что отсутствие ответа удивило и огорчило Чейза. Судя по тому, что он знал о Цезаре, тот был общественным и культурным деятелем, уважаемым бизнесменом и порядочным семьянином. Он был честным, прямым и доступным в общении.

Такое поведение совсем на него не походило.

И Чейзу это не нравилось.

— Пожалуйста, не сквернословь.

Голос Фэй вывел его из раздумий, и он спросил:

— Что?

Он почувствовал на себе ее взгляд, поэтому взглянул на нее, а затем снова на дорогу, когда она повторила:

— Пожалуйста, не сквернословь при моей семьей.

— Фэй…

Она сжала его руку, и Чейз почувствовал, как Фэй наклонилась к нему, продолжив:

— Конечно, ты должен быть собой, но папа — дьякон в церкви. Летом он косит там газоны и подстригает кусты. Мама разрабатывает воскресные программы. И мама злится на меня, когда я говорю «frak», а это даже не настоящее ругательство. Но она считает, что смысла, стоящего за ним, достаточно. Мне двадцать девять, но она до сих пор без колебаний отчитывает меня за это.

Он сжал ее руку и ответил:

— Во-первых, я не собираюсь ругаться во время знакомства с твоей семьей. Во-вторых, там будут дети, так что, однозначно никакой ругани. И в-последних, когда твой папа приезжал прочитать мне лекцию, он ругался. Несколько раз. Одно дело, когда это делает твой ребенок, красивая девушка, и как родитель, ты считаешь должным отчитать ее за это, независимо от ее возраста. Но если разговаривают мужчина с мужчиной, они будут выражаться, как хотят.

— Папа ругался в разговоре с тобой? — недоверчиво и с милой хрипотцой спросила она, и Чейз ухмыльнулся ветровому стеклу.

— Ага.

— Правда? — прошептала она.

— Насколько я помню, из его уст не раз прозвучало «мудак», не раз «дерьмо», а еще упоминался «мажор». Могли быть и другие слова, и я не помню ничего на букву «х», но он, черт возьми, не избегал красочных выражений.

— Святой frak, — выдохнула она, и Чейз улыбнулся ветровому стеклу.

Затем перестал улыбаться и, понизив голос, заверил:

— Детка, все будет хорошо.

— Ну, мама у тебя точно в кармане. Никогда не видела такого большого букета цветов.

Она не ошиблась.

Чейз никогда лично не покупал цветы для женщины, поэтому не знал, что букет за пятьдесят долларов может быть таким огромным. Он часто посылал цветы своей матери. Но заказывал доставку и редко видел конечный результат, так как редко ездил домой. Кроме того, на букет для мамы он тратил семьдесят пять долларов. И, судя по букету, который в настоящее время лежал на коленях Фэй, составленному в цветочном магазине Холли, у которой заблестели глаза после того, как он назвал ей желаемую сумму, у его мамы, вероятно, букет был гигантский.

Так что неудивительно, что его ма, получая цветы, всегда звонила вне себя от радости. Он считал, что это просто потому, что она милая.

— Все будет хорошо, — сказал он Фэй, сворачивая на дорогу к северо-западу от города, которая вела к дому Гуднайтов, дорогу почти прямо противоположную той, что вела к дому Чейза на юге.