Дыши - Кристен Эшли

Чейз успешно подавил желание резко вдохнуть и более сильное желание схватить мужчину за модный шелковый галстук и швырнуть его на капот машины, а просто ответил:

— Тогда мне пора поболтать с мамой. Разговор будет не из приятных и выбьет ее из колеи, но лучше пусть она услышит это от меня, чем от СМИ или одного из ваших головорезов.

— Чейз, ты меня не понимаешь, а тебе нужно меня понять. Мои коллеги считают эту ситуацию неприемлемой, они хотят, чтобы ей был положен конец, и у них есть средства, чтобы сделать это способами, которые тебе не очень понравятся.

— Это угроза? — спросил Чейз.

— Ты же знаешь, что эти люди не угрожают.

— Тогда вот тебе ответ: ты или они связываются с моей матерью или со мной, я делаю то, что им очень не понравится.

— Из-за Трейна мы понимаем, что Валери и ты — под запретом. Тем не менее, в этом городе есть несколько горожан, которых ты любишь так сильно, что готов предать родного отца, лишь бы защитить их. Те люди без промедления сделают то, что должны сделать, чтобы получить желаемое, и в процессе опустошат этот город. И начнут они с Тайрелла и Алексы Уокер.

Чувствуя жар в венах и зуд в ладонях, Чейз шагнул к мужчине, встал грудь к груди, нос к носу, заставив Клинтона вжаться в решетку внедорожника.

— Тронете Тая или Лекси — тронете меня. Тронете любого в этом городе — тронете меня. Если эти люди захотят опустошить Карнэл, пусть сначала пройдут через меня. Ты запамятовал, Бонар, пусть я ушел из дома, пусть я стал копом, но я находился в руках Трейна Китона целых семнадцать лет и научился каждому его трюку. И будь уверен, козел, чтобы защитить то, что принадлежит мне, я пущу их в дело.

— Успокойся, Чейз, — усмиряюще ответил Клинтон.

— Нах*й спокойствие, — прорычал Чейз. — Мой отец, е*анутый извращенец, слишком долго превращал мою жизнь в ад. Я — чист. И останусь чистым. Скажи своим парням, чтобы держались подальше и мужественно принимали все, что с ними случится.

— Мы всего лишь просим тебя поговорить с двумя мужчинами. С Уокером, чтобы заставить его собрать сделанные им копии видео, и с Ньюкомбом, чтобы заставить его выполнить свою часть сделки. Все очень просто.

— Дело не в разговоре с целью заставить любого из этих мужчин сделать что-то. Речь идет о применении власти, и я должен пойти на это ради вас и ваших мальчиков. От этого я тоже устал.

— Поскольку ты сам поднял эту тему, к сожалению, должен тебе напомнить, что ты как раз и использовал власть ради моих коллег. Если об этом станет известно, ты сочтешь вопросы, заданные твоим начальством, очень неудобными, и, несомненно, потеряешь свое положение в этом городе как героя-спасителя.

— Эта роль не для меня, ты знаешь почему, раз уж вы с коллегами втянули меня во все это дерьмо. Так что сдавай меня. Я справлюсь.

— Возможно, это попадет в новости. Тебя преподносили как мальчика с плаката, храбро сражающегося с коррупцией. СМИ обожают создавать героев. Но больше всего им нравится их разоблачать. Это может разрушить твою жизнь.

— Подсказка, сволочь, моя жизнь уже в унитазе. Мало того, что я испытал бы облегчение, хотя не думаю, что ты бы это понял, но я знаю, какие игры ведет отец, и я — не мой отец или любой из мужчин, на которых ты работаешь. У меня есть яйца. Дерьмо случается, я не прячусь за своими деньгами и такими мордоворотами, как ты. Я беру все в свои руки. Никого не прошу. И хочу, чтобы ты это понял. Я уже живу под грозовой тучей. Ни ты, ни те мудаки, на которых ты работаешь, которые обеспечивают тебя дорогими костюмчиками, шикарными ботинками и красивой стрижкой, не сделают хуже.

— Ты очень ошибаешься, Чейз.

— Еще посмотрим.

Клинтон выдержал его взгляд, и Чейз позволил ему.

Затем тихо сказал:

— Наступит время, когда Трейн не сможет тебя защитить.

— Пусть это время наступит сейчас, — предложил Чейз. — Мне не нужна защита этого куска дерьма.