Моя ненормальная - Алексия Кинкейд

— Знаю, — повторяет настырно, а дальше рассказывает свою историю ужасов. — Я четыре года находилась в рабстве. Будучи студенткой, я поехала по программе обмена и попала в рабство к одному влиятельному человеку. Первый год он просто насиловал меня с завидным постоянством, на второй я поняла, что мне не сбежать и решила подстроиться. Получалось плохо, но лучше так, чем всё время залечивать синяки и раны. В какой-то момент я даже подумала, что влюбилась в него. Слышала о таком синдроме?

— Да, — отвечаю тихо. Пораженная до глубины души её рассказом, ловлю каждое слово.

— А на четвертый год мне всё-таки удалось. — печально хмыкает и горько улыбается. Нет в ней радости. Я помню это выражение лица, ещё месяц назад я так же улыбалась. — То ли он насытился мной, то ли поверил в мои чувства, то ли беременность, но…он стал меня выпускать. И я сбежала. Домой, в Россию.

— И как вы…ты? — мне не жалко её, рассказ во мне вообще кроме ступора и интереса, ничего не вызывает. Жалость…её чувствовать в такой ситуации вообще не хочется. Поддержку, да! Жалость — нет!

Я просто принимаю ситуацию. Что у кого-то было ещё хуже, чем у меня.

— Я… — подвисает. — Не стану врать. Кошмары мне снятся до сих пор. Я работаю с собой ежедневно. Почему-то все думают, что придя к психологу и излив душу, он тебя излечит. Нет. Не пройдёт то, что мы с тобой пережили, абсолютно бесследно. Но! В наших силах научиться это контролировать и жить дальше.

— Как? — голос проседает.

— Сначала, надо поплакать, Ада. Когда ты плакала в последний раз?

— Не помню.

— Это наша главная и основная задача. Вызвать твои слёзы, а с ними выйдет всё остальное. И запомни, я здесь не собираюсь тебя лечить.

— Почему?

— Потому что ты — это я, много лет назад. И я знаю, что это не поможет. Если захочешь поговорить об этом, я всегда к твоим услугам. Если же нет, то мы можем просто попить чаю.

Молчание, как и ожидание моего ответа затягивается. Понимаю, что должна что-то сказать — да\нет, но рот не открывается, а в голове полный фарш из разнообразных чувств. Единственное что очень чётко визуализируется и принимает мой исковерканный ум, это образ Евгения и те радостные моменты, которые мы пережили.

Только ради них я всё же открываю рот и заикаясь начинаю с самого, мать его, начала. Говорю даже то, о чем не рассказывала никому. Без эмоций, сухо излагаю факты, будто биографию на уроке рассказываю.

Меня уже давно не трогает отношение отца и матери, их уход из жизни. Огромные кровавые деньги, власть, которую я потеряла и имущество. Я рада, что у меня осталась я…и пока ещё Евгений. И ради нас двоих, старательно выкладываю всю правду девушке, сидящей напротив.

Иногда Кристина что-то уточняет, спрашивает, но не записывает в свой чудо-блокнот, что лежит на стеклянном столике. Это удивляет если учесть, что в фильмах они всё время что-то пишут.

— Ты не записываешь ничего обо мне. Почему?

— Потому что ты не на приёме. Я не твой психолог, а просто девушка, которая пережила тоже самое и хочет тебе помочь. Мне не надо записывать рассказ, потому что я не забуду твою историю даже спустя десять лет. Буду помнить каждое слово. Каждую твою эмоцию, Ада.

Мы разговариваем больше положенного времени. Занимаем час следующего сеанса другого человека, но и даже после этого уходить мне не хочется.

— Мы ещё встретимся? — вкрадчиво уточняет у выхода.

— С удовольствием, — улыбаюсь скованно. Той улыбкой, которую я откопала в своих закромах совсем недавно и которую дарила лишь Евгению и…Еве. А теперь и Кристине.

— Тогда послезавтра можно встретиться в более неформальной обстановке, как ты смотришь на это?

— Отлично.

На позитивной ноте выхожу от психолога.

В душе смешиваются разные понятия и трудно распределить теперь всё по полочкам. Вот будто бы и у психолога была, а в тоже время словно подругу нашла. Близкого по духу человека.