Девять дней - Хулина Фальк

— А ты сможешь пойти? Ты уже не такая сильная, как раньше, Эйра, — я спрашиваю по-испански, не хочу, чтобы потом Лили задавала вопросы.

— Я в порядке, мистер медбрат. Я знаю, что ты меня будешь меня держать. Mamá (Прим. пер.: маме) не нравится, что я еду, но она, конечно, не собирается меня останавливать. И ты знаешь почему.

Я знаю почему. И я ненавижу это.

— Лили, я действительно должен пойти с ней. Я в долгу перед Эйрой. Я не ходил к ней вчера, это меньшее, что я могу сделать.

И, возможно, я должен сказать тебе всю правду… но я не могу.

— Ты можешь идти. У меня всё равно занятия. Я также могу поделать мозги Аарону некоторое время, подразнить его за то, что он любит какую-то девушку или что-то в этом роде.

Как бы интригующе это ни звучало, мне нужно, чтобы Лили пошла со мной. Я знаю, что она будет задавать вопросы, на которые я не смогу дать ей ответов, но мне нужна Лили рядом.

— Она должна прийти, gigante (Прим. пер.: гигант). Пожалуйста.

Даже моя сестра ноет, чтобы Лили сопровождала нас.

— Ты нужна мне, Лили. — Проведя руками по волосам, я тихо вздохнул. — Если что-то случится, мне нужно, чтобы ты позвонила 911.

Она смотрит на меня взглядом типа «что за фигня», молча спрашивая меня, о чём идёт речь. Жаль, что я не могу ей рассказать, поскольку это только ранит её чувства.

— Эйра немного неуклюжая, у неё тонкая кожа и легко ломающиеся кости, — соврав, объясняю я. Но, может, это не такая уж большая ложь. Её так легко обидеть.

Эйра фыркает, прекрасно зная, что я ей соврал.

— Ты такой врунишка, — говорит она по-испански. — Никаких разговоров о раке, поняла. Приведи её, por favor (Прим. пер.: пожалуйста).

—♡—

На это потребовалось много уговоров и обещаний, — и пара молочных коктейлей, — после которых я всё же уговорил Лили пойти со мной.

Эйра сидит на лестнице у входа на каток в Нью-Йорке. Похоже, сегодня он закрыт, наверное, мой отец сделал это. Моя мать стоит рядом с Эйрой, вероятно, вручая ей, шесть разных перчаток и миллион шарфов.

Мы все знаем, что Эйра сейчас очень хрупкая, но блин, серьёзно?

— ¡Ay, hijo! (Прим. пер.: Ой, сынок!), — крикнула мама, когда увидела, как мы с Лили выходим из машины.

— ¡Y sus novia, Lily! (Прим. пер.: И его девушка, Лили!)

Мне вдруг стало интересно, насколько я облажался, когда Лили узнала, что я говорю по-испански. Ведь моя мама даже не пытается скрыть свои испанские гены.

Думаю, я тоже не должен, но мне всегда было трудно не чувствовать осуждения за это. Это похоже на один случай, который произошёл в старшей школе, когда у меня был акцент и другие дети смеялись надо мной, что очень меня задело.

И, очевидно, я переключаюсь между языками по телефону, даже перед ней. Что, не буду врать, сбило меня с толку, когда Лили сказала мне об этом.

Я едва замечаю, когда переключаю языки. И всё же, я знаю, что не хожу по округе, показывая свои испанские гены.

— Позаботься о сестре, хорошо? — Беспокойство в её голосе не останется незамеченным. Я не могу винить её, Эйра вообще не должна находиться на улице. Я понимаю, что ей это нравится, что она хочет жить, но на самом деле это невозможно в данный момент.

— Я не позволю, чтобы с ней что-то случилось, Mamá.

— Хорошо, хорошо. Убедись, чтобы Эйра надела перчатки, колготки, шлем, шарфы и….

— Estaré bien, Mamá (Прим. пер.: Я буду в порядке, мама), — заверила моя сестра. — Estoy enferma, no muerta (Прим. пер.: Я больна, а не мертва).

Моя мать взглянула на неё, как и я. Это не было смешно, когда Эйра сказала это в первый раз, и не смешно сейчас. Особенно сейчас.

Я протягиваю руку Эйре, помогая ей подняться.

— Я могу ходить, Колин, — говорит она, зная, что я вполне мог бы отнести её внутрь.

— Это хорошо, а то я не знаю, как ты катаешься.