Девять дней - Хулина Фальк

— Лилибаг, это не имеет никакого отношения к суевериям. Это просто новое начало дня. Смотри на восход солнца так, как тебе заблагорассудится. Воспринимай это как момент беспечности. Но как только ты увидишь восход солнца и небо начнёт проявляться во всей своей красе, просто закрой глаза и пожелай того, чего ты действительно желаешь. Например, день без боли.

— В этом нет никакого смысла.

— Ладно, давай просто подождём, пока взойдёт солнце, тогда ты сможешь встать на краю и закричать во всю глотку. Выпустить весь свой гнев за прошлые годы. Позволь вчерашней боли покинуть твоё тело. Дай себе паузу, пока не взойдёт солнце, и тогда ты сможешь вернуться к реальности, — предлагает он.

Он взял меня за руку, положил их на свои скрещенные ноги.

— Это так нелепо, ты же знаешь это, верно?

— Не стесняйся отвечать на мои вопросы, как только взойдёт солнце. — Колин одаривает меня своей идеальной улыбкой, прежде чем отвернуться, чтобы посмотреть на тёмный город.

Я понятия не имею, когда начнёт всходить солнце. Я никогда раньше не обращала на это внимания, и всё же я немного взволнована.

Честно говоря, я всегда относилась к восходам солнца как к чему-то глупому. Конечно, это начало нового дня, но я никогда не понимала, что в этом такого интересного.

Люди ходят смотреть восходы и закаты каждый божий день и наслаждаются этим. Я никогда не верила, что они могут быть интересными. Я имею в виду, это просто огромный огненный шар, виднеющийся на другой стороне земного шара. Ничего слишком впечатляющего.

— Лилибаг? — Я слышу мягкий голос Колина.

— Да?

— Расскажи мне о себе что-нибудь такое, чего ты никогда никому раньше не рассказывала.

— Я хочу умереть, — отвечаю я без колебаний. Это правда. Я никогда никому об этом не рассказывала. И я никогда раньше по-настоящему не произносила этого вслух.

— Кое-что, о чём я ещё не знаю.

— У меня есть родимое пятно странной формы.

Его брови приподнимаются, губы поджимаются, когда он ждёт, что я продолжу, но я этого не делаю.

— Ну, если ты не собираешься рассказывать мне какой именно формы, то даже не утруждай себя упоминанием об этом.

— Это слишком неловко. — Он закатывает глаза.

— Отлично. Рано или поздно я это выясню. Тогда расскажи мне что-нибудь ещё.

— Ты первый, — говорю я.

Давайте начистоту. Я понятия не имею, что я должна ему сказать.

— Хорошо. — Он тяжело выдыхает, и, хотя всё ещё темно, я вижу, как туман перед его лицом рассеивается. — Два года назад, когда у Эйры обнаружили лейкемию, я пытался подкупить врача, чтобы тот о ней заботился.

— Тебе было девятнадцать, когда ты пытался подкупить врача, чтобы он нашёл лучшее лекарство от рака? — спрашиваю я. Внезапно я понимаю: у его сестры был рак?

— Честно говоря, я не врач. И мне никогда по-настоящему не приходилось заботиться обо всём этом. Я всегда был здоров. Я никогда не ломал ни одной кости, даже не вывихивал лодыжку. И я играю в хоккей. Так было всегда. Это настоящее чудо. Я никогда не придавал слишком большого значения чему-либо медицинскому. Я был так глуп. А мне ещё было восемнадцать.

— Мне так жаль Эйру, Колин. Она этого не заслуживает. — Он пожимает плечами.

— Да. Но всё в порядке. Её зовут Эйра. Я имею в виду, Эйра мыслит шире всего на свете. Она рада умереть, потому что верит, что Вселенная хочет, чтобы она начала новое приключение. Нет, не просто хочет, а нуждается в ней.

На самом деле это действительно прекрасный способ думать о смерти.

— Она умирает? — спросила я.

— Не-а, — отрицает он. — Сейчас у неё нет рака.

— Ты думал, что она умрёт? — спрашиваю я. Почему я вообще это спрашиваю?