Девять дней - Хулина Фальк

Она не всегда была такой, может быть, именно поэтому я всё ещё держусь за неё. Даже сейчас.

— Я отдала ей всё, а она выбросила это ради мужчины, который мне изменил.

— Это не значит, что ты не изменяла папе! — Дорогой Господь, пожалуйста, останови желание этих слёз пролиться через край. Я не могу сделать это сегодня.

— Твой отец — кусок дерьма. Совсем как ты и твой брат! — Она хлопает ладонями по кухонному столу.

Мы с Колином не пробыли здесь и пятнадцати минут, а она уже собирается разбить следующее окно. Я это чувствую.

Конечно, это был бы не первый раз, когда она разбивала окно. Я знаю, что если это в ближайшее время не прекратится, она будет швырять чем-нибудь в кухонное окно, пока оно не разобьётся. И ради чего? Чтобы она могла бегать за мной с несколькими осколками стекла и угрожать убить меня этим.

Колин делает глубокий вдох и вытаскивает меня из кухни, вынуждая покинуть этот дом вместе с ним.

Я рада, что он решил, что мы уезжаем. Я не хочу оставаться здесь больше ни минуты.

— Тебе не следовало рождаться, Лили! — кричит моя мать прямо перед тем, как захлопывается входная дверь. Я все ещё слышу, как она кричит, разбрасывает вещи, ломает мебель, даже через закрытую дверь.

Она не выходит на улицу. Она не хочет ничего исправлять. Она не будет извиняться, я знаю, что не будет. Я также знаю, что это последнее, что моя мать скажет мне перед смертью.

Тебе не следовало рождаться, Лили.

Насколько должна быть сильна ненависть матери, чтобы кричать такое своему ребёнку? Сколько боли она должна причинить своей дочери, чтобы она чувствовала себя такой несчастной?

Полагаю, очень много.

Она чувствует себя ничуть не лучше, чем я, я это точно знаю. Только разбитая душа может так реагировать. Я не виню её за то, что она хотела причинить мне боль. Она пытается справиться со своими собственными проблемами. Она пытается справиться со своей собственной болью.

Это не значит, что это причиняет мне меньше боли.

Но теперь, когда дверь закрыта и остались только мы с Колином, я даю волю слезам. Я позволяю себе сломаться, позволяю слезам течь по моим щекам, позволяю боли овладеть моим телом.

Независимо от того, как дерьмово обращается со мной моя мать, я никогда не перестану жаждать её любви. Я никогда не перестану хотеть, чтобы она была в моей жизни. Она моя мать. Я знаю, что иногда родственники могут причинить тебе больше вреда, чем кто-либо другой, но я все равно люблю её. Она причиняет мне боль, как никто другой, и я всё ещё люблю её всем, что у меня есть.

— Мне жаль, что тебе пришлось стать свидетелем этого, — тихо говорю я, натягивая рубашку Колина. Он не отвечает. Всё, что он делает, это обхватывает руками моё тело, притягивая меня ближе к себе.

Ему все равно, что мои слёзы намочат его рубашку. Ему всё равно, что на нём остаются пятна от моей туши или, что я начинаю плакать так сильно, что едва могу дышать.

Он просто стоит рядом со мной, обнимая меня так крепко, что я почти чувствую себя хорошо. Как будто моя мать только что не сказала мне, что хотела бы, чтобы я умерла.

Но она действительно так сказала. И он это услышал. И теперь он знает, откуда у меня берутся эти мысли.

— Лилибаг. — Его голос — шёпот, наполненный заботой и сочувствием. Я слышу, как ему жаль меня. Но я не хочу, чтобы он жалел меня. Мне не нужна его жалость.

— Ты можешь просто отвезти меня домой?

— Могу я сначала отвезти тебя ещё куда-нибудь? — Колин высвобождает меня из объятий и смотрит на меня.

Его руки остаются на моём мне. Он держит меня за талию, нежно проводит большими пальцами по моему телу, заглядывая так глубоко в мои глаза, что я готова растаять. Я бы растаяла… если бы не верила, что от меня почти ничего не осталось.

— Я устала, Колин. Я больше не хочу сегодня никаких приключений.

Он кивает, но затем пожимает плечами, глядя на меня.