Именно любовь!

Да, мы оба чувствовали друг к другу что-то особое, не имеющее аналогов. Иначе не было бы так больно!

Подрываюсь с кровати и начинаю наспех собираться. В голове прокручиваю, что скажу Ане при встрече, выбираю определенное «козыри». Нервы натянуты, сердце на износ. Но я все равно делаю этот рывок, чтобы вернуть ее. Почему-то внутри появилась надежда, что все можно еще исправить, изменить.

Мы справимся! Должны справиться! Ведь чтобы добиться желаемого, всегда приходится чем-то жертвовать. Задвинуть гордость, пойти против установок, дальше которых никогда бы не шагнул, а порой случается отдать даже самого себя. И все ради любви. Ради счастья. Ради того, чтобы быть с человеком, который тебе дорог. И я готов заплатить столь высокую цену.

Порывисто бегу в прихожую, быстро одеваюсь, хватаю мобилу и выбегаю на улицу. Жора несется следом, не отставая ни на шаг, еще и подгоняет меня. С ходу снимает с тачки блокировку, с ходу залетаем в салон.

— Дай минуту. Надо выдохнуть, — говорю и закуриваю. Травлю себя никотином, глотаю его, словно кислород, но это помогает немного успокоиться и слегка унять тремор. — Если все пойдет хреново, отвлечешь чудаковатых предков, а я уведу Тихую, — снова затягиваюсь. — Хах, не думал, что когда-нибудь придется воровать девушку из дома ее родителей. Но после этого, Жора, я обязан буду на ней жениться, — усмехаюсь и сам, блядь, не верю в происходящее. — Ничего, справимся. Найду, что ей сказать, а потом сделаю все, чтобы Тихая ни о чем не жалела.

Ага, думал я…

Ровно до того момента, пока мне не прилетело последнее, финальное сообщение, которое и послужило тем самым весомым внушением, мощной оплеухой, хорошенько взболтавшей в башке мозги…

Тихоня: «Мирон, я уезжаю. Спасибо за все. Ты будешь моим лучшим воспоминанием.

П.С.: Я люблю тебя!»

Раз за разом перечитываю сообщение. Бегаю глазами по экрану и пытаюсь зацепиться за какой-нибудь знак или букву, которая изменит смысл написанного, но, блядь, ничего не выходит.

В ушах стучит, а перед глазами — черные пятна. В груди жжет. И я реально испугался, что могу отключиться, потому что меня с такой силой тряхануло, будто наступил на высоковольтные провода.

Ты будешь моим лучшим воспоминанием…

Что?

Что, мать вашу, она сказала?

Я для нее всего лишь воспоминание?

Все мое тело напрягается, руки сжимаются в кулаки. Сердце на пределе долбит, а компенсаторные механизмы уже не тянут нагрузку. Глубоко вздыхая, накачиваю себя злостью и ненавистью. Все, пиздец… Нет больше этого призрачного счастья, которое казалось таким реальным.

Трясущимися руками набираю номер Ани.

Гудок. Второй. Третий.

Нет! Она не может уехать!

— Возьми же, блядь, трубку! — рычу, не подбирая слов. Но гудки продолжают мерзко трещать на другом конце провода. — Тихая, чтоб тебя… Ответь! Аня!

А после седьмой попытки дозвониться, она и вовсе вырубает телефон.

Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…

Бью ладонями по панели машины. Хреначу до боли. И не перестаю звонить Тихой. На каждый гудок приходится отчаянный не то рык, не то вопль. Вся плоть, на хрен, разлетается на ошметки. А вместе с этим во мне умирает ебаное благородство.

Фаталити…

Я никогда не был злопамятным, а тем более мстительным. Но отчего-то хочется ответный удар нанести. Сломать. Столкнуть. Отдать Тихой часть своей боли и страданий. Увидеть в глазах поражение. Наглядно показать, что бывает, когда тебя предают. И плевать, если на Страшном суде меня проведут по всем комнатам ада.

Никакого великодушия. Никакой снисходительности.

— Аааа! — кричу надрывно и содрогаюсь так, что все мышцы махом сводит. — Аааа! Суу-каа!

Я не могу больше. Все. Не справляюсь. Харе меня добивать!

— Эй, Савельев… Брат… Мир… — Чехов кладет руку мне на плечо и сжимает его. — Тише… Дыши. Еще. Дыши… Вот так… Отлично…