Огонь и ветер - Элли Джелли

— Япона мать, они уже целуются! — услышала я голос за спиной и случайно боднула головой блондина, когда оборачивалась.

На крыльце стоял усач и прикуривал сигарету. Представляю, как неоднозначно выглядела эта картина со стороны. Теперь подумает обо мне черт знает что.

— Ты же вроде набожный, до свадьбы не целованный? — засмеялся усач.

— Она опять за свое, гражданин начальник! — Огнарев ухмыльнулся, — сами же видите, проходу мне не дает!

Я закатила глаза, повернулась в его сторону и скорчила противную рожицу. В ответ он хитро мне подмигнул и улыбнулся. Почему сейчас я совершенно его не боюсь? Что-то здесь не так…

— Заявления забирать будете?

Мы переглянулись.

— Нет, — сказал Огнарев.

Вот козлина! Усач ведь наверняка ему тоже сказал, что дело почти сразу развалится, но тем не менее, он даже здесь не перестает пакостить.

— Я могу написать заявление за клевету? — с умным видом спросила я.

— Я тебе напишу! Я с вами что в игрушки играю? Будут они мне тут ходить каждый день заявления друг на друга писать!

— То есть вы официально отказываетесь принять мое заявление?

Есть у меня такая дурная привычка не останавливаться, когда меня несет, что не раз усложняло мне жизнь.

— Домой иди, колокольчик!

Усач затушил окурок о крыльцо, бросил его в урну и скрылся в дверях. Огнарев смеялся, как больная гиена, сложившись от хохота пополам. Я все еще его не боюсь и, кажется, это плохо, нельзя недооценивать врага.

— Это очень смешно, Катя- колокольчик! — он издавал звуки раненного кита и я закипала от ярости.

— Заткнись, — прошипела я.

Но он все продолжал смеяться, чем несказанно меня бесил. Я собрала всю свою смелость в кулак, подошла к нему и сказала, тыча пальцем ему прямо в грудь:

— Если ты сейчас же не перестанешь сме…

— Цыц, амазонка!

Огнарев тут же изменился в лице, оскалился, перехватил мое запястье и сильно его сжал, прямого на моих глазах его зрачки снова становились черными. Вот к такому я уже привыкла, по спине прошел привычный холодок, который сопровождал уже четвертую нашу встречу.

— Напоминаю, осталось десять дней. Принеси мне мои деньги и гуляй, — в его голос снова вернулся стальной, холодный оттенок.

— Больно, — тихо сказала я, в очередной раз испуганно посмотрев в его темные глаза.

Он отпустил меня, я сморщилась, потирая руку. Я видела, как красное пятно от его пальцев тут же превращается в сиреневый синяк. Огнарев тоже смотрел на мою кисть, но не испытывал никаких эмоций или сожалений. Я бросила на него презрительный взгляд, развернулась и зашагала к метро.

Я ненавижу эту сволочь всем сердцем!

Следующая неделя прошла довольно продуктивно. После нашей последней встречи с Огнаревым, я поняла, что боюсь его не настолько сильно, чтобы ложиться умирать. Он мне омерзителен, отвратителен, но, в целом, этот подлец не стоит того, чтобы я превращала свою жизнь в бесконечное ожидание казни. Я вернулась в универ и с горем пополам сдала долги, я вышла на работу после воображаемого больничного, а еще сдвинула с мертвой точки проблему с возвратом долга.

План был надежный, как швейцарские часы. Я решила, что намного лучше быть обязанной банку, чем Огнареву, ведь даже самые матерые коллекторы не сравнятся с его отбитой компанией. Я отправила заявки на получение кредитной карты во все известные банки и в семи из них получила одобрение, еще в три банка заявки отправила Лера, здесь ответ был положительным. Кредиты, оформленные на Аксенову мы решили платить, а кредиты на мое имя- нет, спустя какое-то время я бы оформила процедуру банкротства и сняла с себя часть долговых обязательств.