Плотское желание - М. Джеймс

Я протягиваю ему один из стаканов, изо всех сил стараясь не смотреть в глаза глубокому разрезу мышц, исчезающему по обе стороны его бедер в краю полотенца. За спиной раздается хруст бекона, и я быстро поворачиваюсь, хватаясь за щипцы, когда слышу, как открывается дверь холодильника. Моя грудь внезапно сжимается, и я испытываю очередной прилив эмоций, которые трудно сдержать.

Прошло шесть месяцев с тех пор, как кто-то был со мной на кухне. С тех пор как я сидела и завтракала с кем-то. Я снова чувствую искру страха, ощущение, что Данте слишком близко. Что он видит слишком многое из моей жизни.

Ты просто смешна, говорю я себе, накладывая еду на две тарелки и доставая тост, намазывая его маслом и клубничным джемом. Я была в его доме, нет причин, почему его пребывание в моем должно быть каким-то иным. Но это так, и я не могу заставить себя притворяться иначе.

Я никогда ни с кем не встречалась всерьез. Я никогда не приводила никого домой. Я никогда не представляла своего парня отцу и не спала ни с кем здесь. Представляю, как много женщин было у Данте в доме. Для него это не новый опыт. А вот для меня — да.

Пытаясь отогнать эту мысль, я ставлю перед ним тарелку, а сама отхожу на другой конец стола со своей и стаканом апельсинового сока. Окна открыты, впуская теплый соленый воздух, и я слышу, как волны разбиваются о берег. Данте молчит, приступая к еде, как будто не совсем уверен, что сказать.

— Я бросил свою одежду в твою стиральную машину, — говорит он наконец. — Я не думаю, что у тебя нашлось бы что-нибудь еще, что я мог бы надеть, а она была совсем мокрой.

Я борюсь с мгновенной реакцией на то, что он бросил белье в стиральную машину, не потрудившись спросить. Я ожидала от него непринужденного высокомерия, но более того, он как будто почувствовал себя здесь как дома. Мне хочется наброситься на него так же, как в душе, но в глубине души я понимаю, что это нелогичная реакция. То, что он сделал, вполне логично, если принять во внимание все обстоятельства.

— Я бы и не подумала, что ты знаешь, как пользоваться стиральной машиной, — холодно говорю я ему, вместо этого подтрунивая над ним. — Ты уверен, что правильно ее включил?

— Ты сомневаешься в моей способности что-то включить? — Он дразняще сужает глаза, и эта фраза произносится так плавно, что я на мгновение теряю дар речи. — Конечно, я знаю, как пользоваться стиральной машиной, Эмма. Это не так уж сложно.

— В первый раз? — Я поправляюсь так быстро, как только могу, накалывая вилкой яичницу. — Я слышала, это может быть немного сложно.

Данте ухмыляется.

— Не могу сказать, что я когда-либо испытывал трудности с этим.

Конечно, нет. Что-то в этом мне не нравится, я бы предпочла, чтобы он, этот человек, который, скорее всего, никогда в жизни не сталкивался с подобными трудностями, с трудом разобрался с моей стиральной машиной. Но, конечно, он так же легко влился в ряды тех, кому приходится стирать самостоятельно, как если бы всегда жил здесь.

Я снова ковыряюсь в яйцах, чувствуя себя более чем уязвленной. Я одновременно и хочу, чтобы он ушел, и желаю, чтобы он не уходил, и от этого смешанного чувства мне хочется встать и убежать из собственного дома. Мне и так хватает забот. Мне не нужно еще и это.

Я думаю о другой спальне в коридоре, где стоят коробки, полные книг, которые я не буду читать, и пластинок, которые я не могу слушать, и отцовской одежды, которую я так и не смогла отдать. Я могла бы дать Данте что-нибудь надеть из одной из этих коробок, но не могу представить, как расскажу ему, откуда эта одежда и почему она у меня. Я не могу представить, что подпускаю его, или кого бы то ни было так близко.

Мы молча доедаем завтрак, и я слышу, как с другой стороны квартиры срабатывает зуммер стиральной машины.

— Я брошу ее в сушилку, — говорю я, неся тарелку к раковине, и поспешно выхожу из комнаты, прежде чем Данте успевает сказать что-то еще.