Клянусь этой жизнью - Рене Карлино

Свернувшись калачиком на стопке одеял на полу, я закрыла глаза и стала молиться, чтобы один из нас исчез. Он или я — неважно. Услышав, как он на кухне наливает еще один стакан выпивки, я расслабилась. Он будет пить, пока не отключится, это я знала. Таким был его распорядок дня, и я, черт возьми, не хотела находиться рядом, когда он проснется с ужасным похмельем. Не засыпая еще некоторое время, я прислушивалась, чтобы убедиться, что он не вернется. Перед тем, как заснуть, я положила книгу «Лев, колдунья и платяной шкаф» в твердом переплете за пижамные штаны и заснула, уткнувшись лицом в подушку. Иногда он приходил отшлепать меня посреди ночи, и очень часто без причины. Мне было интересно, все ли родители так поступали. В конце концов, мне было лишь десять. Я не очень-то расспрашивала людей о таких вещах.

Утром я проснулась уставшей, все тело ныло. Я не знала, как переживу еще один школьный день. Но страх остаться дома был намного сильнее. Школа была моим спасением, а книги — друзьями, так что я собралась и направилась к двери. На цыпочках вышла из дома, а затем села на старую коричневую ограду во дворе и ждала, когда выйдет Джекс. Я плакала, расстроенная, что у меня нет мамы и друзей.

Он подошел ко мне сзади и взъерошил то, что осталось от моих волос.

— Мы шутили. Тебе не следовало их отрезать. — Я посмотрела на Джекса и увидела, как понимание отразилось в его взгляде. Он увидел, что я плакала. В тот момент сочувствия Джексон Фишер стал моим единственным другом.

— Что случилось, Эмерсон?

— Я попала в неприятности, потому что отрезала волосы. Из-за этого мой отец был очень груб.

— Так ты плакала из-за своего отца, а не из-за того, что я тебе сказал, да?

Я кивнула в ответ.

— Не хочу больше плакать, — произнесла я надорванным голосом.

— Мне правда жаль. — Он сказал это так, будто бы действительно имел в виду именно это: страдание, раскаяние… нежность. Его взгляд был искренним. Даже в таком возрасте в глазах лучилась неподдельная честность. Этот взгляд я никогда не забуду.

— Ты не виновата в том, что твой отец козел, — сказал он. Он полез в свой рюкзак и достал оттуда упаковку Поп-Тартс9.

Затем достал одно печенье себе, а второе протянул мне.

— Голодная?

Я схватила его, будто дикое животное, и стала жадно жевать.

— Господи, помедленнее, Эмерсон. Тебе станет плохо.

— Знаю, знаю.

— Вставай, нам пора идти.

Как только мы вошли в автобус, Джекс занял место позади меня. Когда вошел Майки, Джекс сказал ему.

— Извини, это место занято. Найди себе другое.

Мисс Уильямс, наша учительница в четвертом классе, едва могла разглядеть детей дальше первого ряда, и не подходила ко мне, сидящей в конце класса, поэтому никто в школе не задавался вопросом, почему я не приносила с собой ланч и не шла обедать, когда звенел звонок с урока. У нас в доме не водилось много еды. Иногда отец давал мне доллар, и я покупала еду в столовой, но в большинстве случаев я подбирала еду, которую не доедали другие дети.

В тот день Джексон нашел меня в библиотеке, где я отсиживалась на обеденной переменке. Он ничего не сказал, просто отдал мне половину своего сэндвича с арахисовым маслом и джемом. Я сказала: «Спасибо», потом пошла в туалет и ела его, пока звонок не прозвенел.

Позже тем же днём, перед тем как разойтись в разные стороны в конце дороги, Джекс сказал.

— Встретимся за сараем через час?

В сарае хранилась куча старых инструментов, которыми больше никто не пользовался, и он стоял сразу за небольшим участком деревьев, где наш участок пересекался с домом Фишеров. Сарая не было видно ни из одного из наших домов.

— Зачем?

— Просто приходи.

— Нет, ты меня пугаешь.

Он покачал головой.

— Не бойся. Я там все вычистил. Потому что часто туда хожу.

Мои глаза расширились.

— Я напугана не из-за сарая…