— У нас в детстве был Макс. Он умер, когда мне было пятнадцать. Родители не разрешили нам завести еще одну, из-за того, что мои тренировки по хоккею и танцы Дженни стали очень частыми. Мы почти не бывали дома. Они говорили, что это нечестно по отношению к собаке, — его губы трогает кривая улыбка, он отводит одно из шелковистых золотистых ушей Дублина. — Я был так зол на своих родителей. Тогда я этого не понимал, но сейчас я осознаю, что они были правы. Было бы несправедливо передавать его родственникам, чтобы они постоянно присматривали за ним. Это было бы нечестно.

Прежде чем я успеваю нахмуриться, Хэнк сжимает мое колено.

— Но сейчас все иначе, Картер. У тебя здесь мисс Оливия. Твоя старая отговорка, что у тебя нет никого, кто мог бы присмотреть за собакой, когда тебя нет, откровенно говоря, полная ерунда, сынок.

— Я готова присматривать за твоей собакой, — бурчу я.

Картер ласково улыбается и сжимает мою руку.

— Когда-нибудь.

— Отлично. И кстати о собаках, когда вы двое подумаете о том, чтобы завести детей и сделать меня типо дедушкой?

— Кстати о собаках, когда у нас будут дети? — Картер сжимает переносицу, потирая уголки глаз. — Не вижу, блять, никакой связи, старик.

— Ну, в последнее время все горячие сплетни лишь об отчиме Картере.

Хэнк прав, хотя мне бы хотелось, чтобы это было не так. Статьи о Джеме и Аланне на хоккейном матче неустанно продолжают выходить. Порой, люди, которые всё про всех знают, ни черта не знают.

Чтобы СМИ выяснили, что я учительница, им не потребовалось много времени. Особенно это не составляет особого труда, когда Картер взял за правило заходить в школу. На руку также играет, когда один из твоих учеников говорит СМИ, что знает девушку Картера Беккета. В статье не было ничего особенного, но это не главное. Мне понадобилось всего двадцать минут, чтобы выяснить, кто это был, а когда я поинтересовалась, сколько денег он получил за рассказ обо мне, он гордо продемонстрировал мне стодолларовую купюру. На следующее утро он принес мне чай с печеньем, и заявил, что мы в расчете. Я не уверена, что он продолжил так считать, когда я «случайно» пропустила один из его кругов во время трехмильной пробежки и заставила его сделать дополнительный.

— Эти журналисты знают все о его и моей жизни, — говорю я, — и все же они не догадались, что Аланна и Джем — не мои дети.

— О, они знают, — холодно отвечает Картер. — Просто гораздо интереснее, когда ты — борющаяся с трудностями мать-одиночка, а я — горячий отчим-дилф, появляющийся на горизонте.

— Ты все время так говоришь, но ты единственный называешь себя дилфом.

— Не-а! — он копается в своем телефоне, прежде чем показать мне свою фотографию с Джемом на плечах и Аланной за руку, мы в продуктовом магазине набираем корзину всякой ерунды. Он прочищает горло и с высокомерием зачитывает название статьи, которое мог написать только он сам. — Картер Беккет: исправившийся плейбой, самый сексуальный мужчина по версии People, хоккейный феномен, а теперь и отчим, которого мы все хотели бы поиметь!

Я, конечно, видела эту статью. Кара прислала ее мне, моей невестке и моей маме. Все трое охотно согласились с каждым словом, даже Кристин, которая на самом деле родила детей, о которых идет речь.

— Иногда мне кажется, что ты сам пишешь эти статьи.

Хэнк фыркает от смеха.

— Моя любимая статья — о беременности. Я позвонил Картеру, чтобы узнать, стал ли я последним, кто узнал об этом, — он внезапно ахает, наклоняется вперед, чтобы найти свой планшет на кофейном столике. Его рубашка, оголив спину, выправилась из джинсов. Там мы увидели неприятного вида синяк, из-за которого Картер вскочил на ноги. — Кстати, о залете…

— Хэнк! Что случилось? — Картер осторожно прикасается к его спине, а Хэнк отмахивается от него.

— О, перестань волноваться. Я в порядке.

— В порядке? Ты черно-синий! Он размером с мою руку!